В 2019 г. с принятием Федерального закона № 46-ФЗ в Уголовный кодекс РФ была введена ст. 210.1 «Занятие высшего положения в преступной иерархии». Диспозиция сформулирована лаконично и фактически воспроизводит название, без нормативного раскрытия ключевых понятий, что затрудняет квалификацию и порождает разницу подходов в правоприменении. На уровне правового анализа фиксируется отсутствие в законе определений «преступной иерархии» и «высшего положения», а также отсутствие разъяснений высших судов, что препятствует выработке стабильных критериев доказывания статуса лица в процессуальной форме [7, с. 124–126]. Указанные лакуны напрямую отражаются на судебной практике: неточность юридической техники трактуется как причина оправдательных решений по делам данной категории и предмет постоянной критики со стороны участников процесса [4, с. 506–507; 5, с. 66–67].

Нормативная проблема ст. 210.1 УК РФ состоит в том, что запрет сформулирован через статус субъекта при отсутствии легальных определений «преступная иерархия» и «высшее положение». Это расходится с императивом ст. 8 УК РФ о деянии как основании ответственности и влечет разнонаправленную практику; недопустимость привлечения «за одно звание» и потребность конкретизации признаков объективной стороны отмечаются в доктрине и делах с оправдательными приговорами [2, с. 3–5; 4, с. 502–503; 5, с. 66–67].

В теории «преступная иерархия» описывается как система соподчиненных отношений лиц, придерживающихся правил и традиций преступного мира на определенной территории [1, с. 68]. В практике высшее положение устанавливается по совокупности проверяемых ориентиров: функциональные проявления лидерства (организационно-распорядительные и «судебные» функции), «прогоны» и иные документы, показания осведомленных лиц, атрибуты субкультуры, данные о реальной возможности руководить; для единообразия критериев доказывания требуются нормативное уточнение и разъяснения высшей судебной инстанции [1; 4; 5; 7].

Содержательно-терминологическая неопределенность диспозиции ст. 210.1 УК РФ заключается в неясности границ объективной стороны и момента окончания деяния. Эту неопределенность усиливает грамматическая амбивалентность слова «занятие», допускающего понимание как события «занял», так и состояния «занимает» как длящегося факта. От выбора толкования зависят квалификационные и процессуальные последствия, включая пределы возможного повторного преследования при сохранении статуса после осуждения. Научные предложения сходятся к необходимости разъяснения критериев момента окончания и характера деяния с учетом особенностей статуса в криминальной среде [4, с. 505–506]. Для устранения правовой неопределенности обоснованно предлагается судебное толкование ключевых признаков субъекта и объективной стороны, что позволит уйти от подмены деяния статусом как таковым [4, с. 506–507].

Судебная практика по ст. 210.1 УК РФ неоднородна. Оправдательные решения нередко мотивируются отсутствием доказательств реализации полномочий после 1 апреля 2019 г. и спорностью установления титула в пределах инкриминируемого периода. В деле Т. Гигиберии суд указал на отсутствие конкретных действий, подтверждающих реализацию статуса «вора в законе» после введения ст. 210.1; в деле К. Найбауэра коллегия присяжных не признала доказанным титул, что повлекло оправдание в суде первой инстанции [5, с. 66–67]. Одновременно статистика фиксировала рост регистрации преступлений по ст. 210.1: с 36 в 2019 г. до 374 в 2021 г.; первым обвинительным приговором стал приговор в отношении Ш. Озманова, впоследствии оставленный без изменения кассацией Верховного Суда РФ [5, с. 67–68].

Доказательственная база по делам данной категории, как правило, включает экспертизу татуировок, показания свидетелей с использованием псевдонима и мер безопасности в порядке ч. 3 ст. 11 и ч. 9 ст. 166 УПК РФ, а также «прогоны» о статусе, приобщаемые как иные документы по ст. 84 УПК РФ. Защита традиционно оспаривает допустимость и достаточность таких источников, указывая на их оценочный характер и ограниченную проверяемость; суды же нередко принимают выводы экспертов и специалистов как подтверждение атрибутивных и функциональных признаков статуса [5, с. 68–69]. Правоприменитель сталкивается с дилеммой: как распределять доказательственное значение между атрибутами субкультуры и фактическими проявлениями лидерских функций в криминальной среде при отсутствии прямой привязки к управлению конкретным сообществом по ст. 210 УК РФ [5, с. 68–69].

Криминологический анализ вступивших в силу приговоров по ч. 4 ст. 210 и ст. 210.1 УК РФ показывает актуальные признаки руководителей криминальной среды. Изученные решения фиксируют изменение портрета: семейное положение, дети, регистрация и трудоустроенность больше не рассматриваются судами как признаки, подтверждающие высшее положение. Одновременно в практике прослеживается отождествление терминов «вор в законе» и «лицо, занимающее высшее положение в преступной иерархии», при опоре на мнения специалистов и экспертов, приведенные в приговорах [6, с. 361–363]. По верифицированным в УИС данным первым вступившим в силу приговором по ст. 210.1 является решение от 26 мая 2021 г. в отношении Жаринова; в 2021 г. осуждены 10 лиц, в 2022 г. — 6, в 2023 г. — 1, что опровергает представление об исключительно единичной практике [6, с. 363–368].

Для целей уголовно-правовой квалификации по ст. 210.1 УК РФ подлежащие установлению обстоятельства описываются в криминалистической литературе как последовательность действий по присвоению и удержанию высшего положения в преступной иерархии: подготовка, осуществление, сокрытие [7, с. 128–129]. Подготовка включает формирование авторитета, интеграцию в «высшие круги», участие в «сходках» и демонстрацию приверженности «воровским» нормам; осуществление охватывает присвоение и удержание статуса с реализацией организационно распорядительных, нормативных «прогонов», «судебных» и карательных функций в криминальной среде; сокрытие выражается в конспирации коммуникаций и обрядов признания [7, с. 128–129]. Атрибутивные признаки кличка, татуировки, аксессуары рассматриваются как факультативные и оцениваются только во взаимосвязи с функциональными проявлениями лидерства [7, с. 129–130].

Проблема разграничения ст. 210.1 и ч. 4 ст. 210 УК РФ сохраняет значение. В ряде дел суды, устанавливая высшее положение, одновременно учитывают факты координации и регулирования криминальной среды. Это сближает установленные признаки с руководством преступным сообществом и создает риск конкуренции норм и избыточной квалификации [6, с. 361–364]. Наблюдается устойчивая практика отождествления «вора в законе» и «лица, занимающего высшее положение в преступной иерархии». Для единообразия следует определить, какие признаки подтверждают статус по ст. 210.1, а какие свидетельствуют о руководстве сообществом по ч. 4 ст. 210, исходя из объекта посягательства и реального управленческого влияния [6, с. 361–364].

Решение видится в разъяснениях Верховного Суда РФ по ст. 210.1 УК РФ, где нужно прямо указать, какие фактические обстоятельства подлежат установлению и какими доказательствами они подтверждаются. Речь идет об оценке собственного отношения лица к статусу; показаниях осведомленных лиц из криминальной среды о положении лица; фактах распорядительных полномочий и подчинения; суждениях иных лиц «высшего уровня» о статусе; «прогонах» и иных документах; экспертизах и заключениях специалистов по атрибутам субкультуры и коммуникациям [4, с. 500–506; 7, с. 129–131].

Единый подход к оценке доказательств с приоритетом функциональных признаков лидерства и четкими процессуальными гарантиями участникам процесса снизит зависимость от оценочных суждений и сделает судебные решения более предсказуемыми [4, с. 506; 5, с. 68–69; 7, с. 128–131].

Таким образом, действующая редакция ст. 210.1 УК РФ направлена на пресечение влияния лиц, занимающих высшее положение в преступной иерархии, при этом неопределенность диспозиции и отсутствие легальных дефиниций порождают разное толкование и фрагментарную практику [1, с.68–69; 5, с.66–69]. Е. В. Косьяненко показывает, что фиксация статуса без описания деяния затрудняет доказывание и приводит к оправданиям в судах первой инстанции [5, с. 66–69]. В. Н. Бурлаков указывает на пересечение со ст. 210 УК РФ и риск конкуренции норм при установлении координирующих функций [3, с. 15–17]. С. В. Бельский предлагает рабочее определение «преступной иерархии» и ставит вопрос о нормативной конкретизации признаков статуса [1, с. 68–69]. В. Н. Борков акцентирует уголовно правовую природу запрета и общественную опасность статуса как основания криминализации [2, с. 3–5]. А. С. Морозов на массиве вступивших в силу приговоров фиксирует изменение портрета лидера и устойчивое отождествление статуса «вора в законе» с высшим положением [6, с. 361–368]. О. В. Челышева описывает проверяемые функциональные признаки лидерства и последовательность действий по присвоению и удержанию статуса, пригодные для оценки доказательств [7, с. 128–131]. И. В. Пикин формулирует практико-ориентированные критерии и обосновывает необходимость разъяснений Пленума Верховного Суда РФ для унификации квалификации по ст. 210.1 УК РФ [4, с. 500–507]. Представляется целесообразным закрепить в постановлении Пленума Верховного Суда РФ перечень проверяемых критериев статуса и допустимых источников их установления и дополнить ст. 210.1 примечанием с легальными дефинициями, что снизит конкуренцию с ч. 4 ст. 210 и обеспечит единообразие квалификации деяний, связанных с занятием высшего положения в преступной иерархии.

Литература:

1. Бельский С. В. Понятие высшего положения в преступной иерархии (статья 210.1 Уголовного кодекса Российской Федерации) //Юридическая наука и правоохранительная практика. — 2023. — №. 3 (65). — С. 68–73.
2. Борков В. Н. Занятие высшего положения в преступной иерархии (ст. 210.1 УК РФ) //Известия Тульского государственного университета. Экономические и юридические науки. — 2022. — №. 2. — С. 3–13.
3. Бурлаков В. Н., Щепельков В. Ф. Занятие высшего положения в преступной иерархии как основание уголовной ответственности // Криминалистъ. — 2020. — №. 2 (31). — С. 14–19.
4. Пикин И. В., Тараканов И. А. Занятие высшего положения в преступной иерархии: особенности уголовно-правовой квалификации //Актуальные проблемы государства и права. — 2021. — Т. 5. — №. 19. — С. 500–509.
5. Косьяненко Е. В., Кармановский М. С. Критический анализ положений ст. 210.1 УК РФ и практики ее применения //Научный портал МВД России. — 2022. — №. 2 (58). — С. 66–70.
6. Морозов А. С. Криминологический портрет лица, занимающего высшее положение в преступной иерархии: по результатам анализа вступивших в силу обвинительных приговоров судов по части 4 статьи 210 УК РФ и статьи 210.1 УК РФ //Всероссийский криминологический журнал. — 2023. — Т. 17. — №. 4. — С. 361–373.
7. Челышева О. В., Бородулин С. С. К вопросу о понятии и способах совершения преступления, предусмотренного статьей 210.1 УК РФ (занятие высшего положения в преступной иерархии) //КриминалистЪ. — 2023. — №. 2 (43). — С. 124–131.