В статье рассматриваются теоретические основания и противоречия регламентации уголовной ответственности за занятие высшего положения в преступной иерархии по ст. 210.1 УК РФ. Анализируются проблемы неопределённости критериев субъекта преступления и трудности доказывания. Приведены доктринальные подходы к совершенствованию правоприменения. Обоснована необходимость законодательного закрепления отдельных объективных признаков для повышения правовой определённости.

Ключевые слова: организованная преступность, уголовная ответственность, высшее положение, преступная иерархия, субъект преступления.

Противодействие организованной преступности является одной из ключевых задач уголовной политики. Трансформация и укрепление преступных сообществ, а также проникновение криминальных структур в легальные сферы экономики обусловливают необходимость новых правовых механизмов. В этих условиях законодатель установил уголовную ответственность за занятие высшего положения в преступной иерархии (ст. 210.1 УК РФ). Цель настоящего исследования — анализ оснований такой криминализации и выявление основных теоретических и практических проблем применения этой нормы.

Криминализация высшего положения в преступной иерархии отражает изменение самой природы организованной преступности. По мнению В. Н. Бурлакова и В. Ф. Щепелькова, современный криминалитет ориентирован не на классические уголовные методы, а на бизнес и легальную экономику, что способствует устойчивости преступных структур и их интеграции в общество. Такой статус лидера становится источником повышенной общественной опасности, поскольку позволяет координировать и контролировать деятельность преступного сообщества, обеспечивать преемственность традиций и криминальной идеологии [2, с. 15–16; 3, с. 466–468]. По оценке В. Н. Боркова, введение ответственности за сам статус — это асимметричный ответ государства на латентность и устойчивость криминальных группировок. Здесь общественная опасность проявляется не только в преступлениях прошлого, но и в будущем: высшее положение свидетельствует о способности субъекта организовывать и направлять преступную деятельность, даже при отсутствии конкретных доказательств новых деяний [1, с. 3–4].

Однако такой подход вызывает серьезные вопросы в доктрине. Одной из центральных проблем становится соответствие ст. 210.1 УК РФ основополагающим принципам уголовного права — в частности, принципу вины и законности. И. В. Пантюхина и В. Ю. Ларина указывают, что данная норма фиксирует ответственность не за совершение конкретного деяния, а за обладание статусом, без указания на активные действия или наступление общественно опасных последствий [5, с. 165]. Такая конструкция состава преступления создаёт предпосылки для ответственности за презюируемое посягательство, а не за реальные поступки, что вступает в противоречие с ч. 1 ст. 14 УК РФ и принципом личной вины [5, с. 166]. В. Н. Борков также подчеркивает, что подобная модель уголовной ответственности ведет к отрыву наказуемости от действия и допускает применение уголовных санкций только на основании косвенных признаков статуса [1, с. 7].

Особую сложность представляет определение субъекта преступления по ст. 210.1 УК РФ. На практике отсутствуют легальные критерии для установления высшего положения в преступной иерархии, такие как «вор в законе», «положенец», «смотрящий». Как отмечают Н. И. Верченко и С. Ф. Мухамаджонова, в действительности квалификация субъекта строится на оценочных понятиях, заимствованных из криминальной среды [4, с. 99]. Судебная практика демонстрирует отсутствие единого подхода: обвинительные приговоры выносятся не только в отношении лиц с устойчивым криминальным авторитетом, но и тех, кто исполняет функции управления при отсутствии формального признания статуса [4, с. 99–100]. Доказательства статуса основываются преимущественно на свидетельских показаниях, материалах оперативных мероприятий, упоминаниях в «воровских» списках или фактах «коронации». Показателен пример дела, рассмотренного в Москве, где в обвинении по ст. 210.1 УК РФ суд признал достаточными для квалификации такие признаки, как наличие статуса «вора в законе», опыт преступной деятельности, сохранение преступных традиций и наличие сферы преступного влияния, однако формы влияния и конкретные подтверждающие факты детализированы не были [5, с. 166]. Это создает риск произвольного толкования, когда субъективное восприятие статуса правоохранителями становится определяющим фактором для привлечения к уголовной ответственности [1, с. 8].

По мнению И. В. Пантюхиной и Л. Ю. Лариной, отсутствие четких законодательных критериев и широкое применение оценочных категорий ведет к расширительному и произвольному применению ст. 210.1 УК РФ. Такие ситуации приводят к неоднозначности в судебной практике и нарушению принципа правовой определённости, когда ответственность наступает не за действия, а за признание в криминальном мире [5, с. 166]. Проблема осложняется тем, что доказательства нередко сводятся к косвенным признакам: упоминаниям в криминальных кругах, сведениям о прошлых преступлениях, восприятию фигуранта как лидера, что не всегда соответствует стандартам доказывания, принятым в уголовном судопроизводстве [4, с. 99]. Все это существенно затрудняет выработку единообразного подхода к квалификации и доказыванию статуса субъекта, снижая предсказуемость правоприменения.

В целях преодоления этих противоречий в доктрине высказывается ряд конкретных предложений. Н. И. Верченко и С. Ф. Мухамаджонова считают необходимым закрепить в постановлении Пленума Верховного Суда РФ перечень объективных признаков высшего положения в преступной иерархии, включающих признание статуса другими участниками сообщества, неформальные властные полномочия, функции арбитра и право распоряжаться ресурсами [4, с. 100]. Представляется и идея о том, что уголовная ответственность должна наступать не только за обладание статусом, но и за его использование с целью организации или координации преступной деятельности, что позволит сузить круг лиц, подпадающих под действие нормы, и уменьшить риски ошибочного привлечения к ответственности [5, с. 166]. Разработка методических рекомендаций для органов следствия и суда позволит обеспечить единообразие практики и установить стандарты доказывания, исключающие расширительное толкование субъективных признаков. Такой подход даст возможность ограничить уголовно–правовую репрессию только по отношению к тем лицам, чьи действия действительно создают угрозу общественной безопасности и подтверждаются объективными обстоятельствами, а не только криминальным авторитетом или признанием со стороны других участников преступной среды [4, с. 101; 5, с. 169–170].

В заключение следует отметить, что эффективная борьба с организованной преступностью требует не только адекватного реагирования на трансформацию преступных структур, но и строгого соблюдения принципов уголовного права, включая законность и определённость основания уголовной ответственности. Существующая редакция ст. 210.1 УК РФ порождает серьёзные риски расширения сферы уголовной репрессии за счёт оценочных и косвенных признаков, что может приводить к нарушению прав личности и появлению судебных ошибок. Решение проблемы возможно через законодательное закрепление объективных критериев высшего положения, разработку чётких стандартов доказывания и внедрение методических рекомендаций для правоприменителей, обеспечивающих единообразие и справедливость в рассмотрении соответствующих уголовных дел. Согласованные позиции В. Н. Боркова, В. Н. Бурлакова, В. Ф. Щепелькова, Н. И. Верченко, С. Ф. Мухамаджоновой, И. В. Пантюхиной и Л. Ю. Лариной свидетельствуют о необходимости дальнейшего совершенствования нормативного регулирования в целях эффективного противодействия организованной преступности при неукоснительном соблюдении гарантий уголовного закона.

Литература:

1. Борков В. Н. Занятие высшего положения в преступной иерархии (ст. 210.1 УК РФ) //Известия Тульского государственного университета. Экономические и юридические науки. — 2022. — №. 2. — С. 3–13.
2. Бурлаков В. Н., Щепельков В. Ф. Занятие высшего положения в преступной иерархии как основание уголовной ответственности //Криминалистъ. — 2020. — №. 2 (31). — С. 14–19.
3. Бурлаков В. Н., Щепельков В. Ф. Лидер преступного сообщества и основание ответственности: постмодерн в уголовном праве //Всероссийский криминологический журнал. — 2019. — Т. 13. — №. 3. — С. 465–476.
4. Верченко Н. И., Мухамаджонова С. Ф. Уголовно-правовая характеристика и проблемы квалификации занятия высшего положения в преступной иерархии //Вестник Омского университета. Серия «Право». — 2022. — Т. 19. — №. 4. — С. 97–102.
5. Пантюхина И. В., Ларина Л. Ю. Проблемы регламентации и применения уголовно-правовой нормы, предусматривающей ответственность за занятие высшего положения в преступной иерархии (ст. 210.1 УК РФ) //Lex russica. — 2020. — №. 10 (167). — С. 159–170.