В статье автор проводит сравнительный анализ подходов к обеспечению международной информационной безопасности России и пониманию самой природы МИБ угроз. Для сравнения академических дискурсов, существующих в этой сфере, автор обращается к теоретическим трудам ученых — правоведов и приходит к выводу: главным отличием законодательства по кибербезопасности западных стран и России является то, что нормативные правовые акты и национальные киберстратегии западных стран подчеркивают эпоху соперничества в киберпространстве, а значит, консенсус в аспекте решения вопросов кибербезопасности на сегодняшний день вряд ли достижим.

Ключевые слова: государство, международные отношения, конфликт, киберпространство, стратегия, конструктивизм, реализм, кибербезопасность.

Значимость информационной безопасности (далее, ИБ) для любого государства и общества трудно переоценить, поскольку она является основой защиты национальных интересов, обеспечения стабильности общества и играет важную роль в международной политике. Мировое сообщество обращает большое внимание на эту проблему в связи с необходимостью предотвращения использования информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) в военно-политической сфере и стимулирования их использования в мирных целях. Рост интереса к безопасности информационных и компьютерных систем установили новую эру развития данного понятия.

История информационной безопасности России начинается с постсоветского периода. Понятие «информационной безопасности» вошло в оборот в дипломатической сфере в конце 1990-х годов, когда страна стала экспериментировать с новыми способами использования киберпространства.

Первой крупной адаптацией России стало создание глобальной сети неформальных связей, которую можно было использовать для экономических целей и как инструмент разведывательных служб. После распада СССР российские исследователи рассматривали информационные технологии как способ увеличения силы при минимальных затратах, особенно в условиях отставания России от США в обычных вооружениях в 1990-е годы [2]. Определение в сфере дипломатии наличия «триады угроз», связанных с использованием информационно-коммуникационных технологий, согласно российскому проекту резолюции «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности» 1998 года, появляется в России в этот же период.

Во время обсуждений ИБ под эгидой ООН в 1998 году проявилось различие в подходах России и западных государств. Россия предложила понятие «международная информационная безопасность» (МИБ), на что западные страны, деловые круги и некоторые международные организации выступили против. В отличие от термина «кибер», информационная безопасность включает как технические, так и политико-идеологические аспекты. На международном уровне была достигнута согласованная формулировка — «безопасность в области использования информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) и самих ИКТ».

Второй адаптацией России стало применение кибертехнологий, например, против критической инфраструктуры Эстонии во время дипломатического конфликта в 2007 году. Тем не менее, когда американская дипломатия в 2011 году включила свободу интернета в список прав и свобод человека, российская тоже претерпела значительные изменения. Так, совершенствуя программу работы с кибероперациями, в России в 2013 году по проекту, возглавляемого В. Володиным, создано Агентство интернет-исследований (IRA).

В 2014 году военная доктрина России была переписана, включив разделы об информационной войне, с описанием способов использования информации для ослабления государств. Основные идеи этой перемены были изложены в «Доктрине Герасимова», которая рекомендовала адаптировать американские киберметоды под свои нужды [3, с. 263].

Суть в том, что влияние ИКТ на политические, социальные и другие процессы во всех странах, включая Россию, огромно. На текущий момент, все вооруженные конфликты, включая украинский кризис используют ИКТ для решения политических и экономических задач [14]. Государства, способные эффективно использовать данные и управлять ими, могут укрепить свои позиции на мировой арене и создавать дополнительные сложности для своих противников, ставя под сомнение достоверность их информации.

В приоритете любой страны находится обеспечение национальной безопасности. Для этого государства разрабатывают стратегии для укрепления своих связей с партнерами и союзниками в сфере цифровых технологий. Это проявляется в потребности региональной организации информационного пространства и динамики международного сотрудничества при обеспечении кибербезопасности, включая усиление роли Организации Объединенных Наций в этом процессе. Для оправдания выбранной внешнеполитической стратегии и передачи информации как на международном, так и на внутреннем уровне, используются дискурсы безопасности.

В анализе, сделанном автором при изучении различных литературных источников, в области обеспечения и поддержания международной информационной безопасности существует два основных подхода к пониманию:

– информационная безопасность и все элементы безопасности, существующие в цифровой среде (этим подходом пользуется Китай, Россия и др.);

– кибербезопасность, представленная техническими вопросами безопасности и ее обеспечения в пределах цифровой среды (США и все ближайшие к США государства).

Остается также некоторое различие в документах: в России, в основном, используется термин «информационная безопасность», в США — «кибер-безопасность», в Европейском союзе — «кибер- или цифровая безопасность».

В литературе, официальных документах США и Европейского Союза, встречается понятие «кибербезопасность», включающее технические аспекты защиты. Западные страны придают особое внимание защите информационной инфраструктуры, нежели самой информации. В случае информационной пропаганды и продвижения внешнеполитических интересов через различные среды, такие как Интернет-телевидение, социальные сети, мобильная связь и т. д., западное сообщество использует понятие «цифровая (электронная) дипломатия» (ЭД). В данном контексте, ЭД является частью публичной политики США [18].

В Европейском союзе кибербезопасность рассматривается в двух стратегических документах — Цифровой стратегии ЕС и Стратегии кибербезопасности. Они обращают внимание на безопасный цифровой переход с учетом прав человека. Европейские страны и ЕС в целом все больше приближаются к российской позиции в определении вопросов безопасного использования ИКТ, включая социально-гуманитарные вызовы.

В России определены две сферы безопасности: информационно-психологическая и кибербезопасность. Первая связана с психологическим воздействием на сознание общества через ИКТ, ее отвечает Департамент информации и печати МИД России. Вторая связана с применением ИКТ для нанесения физического ущерба и выведения из строя информационной инфраструктуры противника, за нее отвечает Департамент международной информационной безопасности МИД России. Согласно отечественной трактовке, приведенной в Стратегии национальной безопасности РФ [12] и положений в Доктрине информационной безопасности РФ [11], указывается на необходимость защиты как государственных, так и частных интересов. Данный подход корреспондируется с конституционной обязанностью, закрепленной в статье 2 Конституции Российской Федерации, связанной с обеспечением защиты прав и свобод человека [6].

В отличие от американского подхода — анализе технических аспектов (защита безопасности критической информационной инфраструктуры выходят на первый план), в России особое внимание уделяется анализу информационно-психологических (социо-гуманитарных и политико-идеологических) аспектов использования информационно-коммуникационных технологий.

Эти подходы, сложившиеся в научной литературе по проблематике информационной безопасности, отличаются друг от друга в связи с различиями в подходах к пониманию самой природы угроз МИБ.

США и страны Западной Европы порой проводят агрессивную правовую политику в решении данной проблемы, демонстрируя собственную способность к информационной войне [8, с. 165–167]. Позиция России является более сбалансированной, направленная на сотрудничество с заинтересованными странами. Эту идею сотрудничества Россия продвигает на международном уровне.

Для сравнения академических дискурсов в сфере МИБ были использованы работы таких авторов как Г. Саймонс, Дж. Най, Х. Ниссенбаум, Б. Симонс [10, с. 157–173], а также российских авторов (Е. Зиновьевой, М. Кучерявого, А. Смирнова и др). Информационную безопасность эксперты изучают, применяя различные теории международных отношений (ТМО) в зависимости от целей исследования.

Большинство работ, включающих в себя изучение проблем цифровой среды, а также обеспечения ИБ, является трудами авторов-конструктивистов [1, с. 86–96]. С позиции таких авторов конструктивистский подход можно использовать для исследования проблем обеспечения ИБ: цифровая среда — это тема не одной страны, а всей мировой политики. При этом проблемы обеспечения ИБ — это та область, которая появилась как один из результатов деятельности человека («социальное конструирование реальности») [9].

Одна из особенностей теории конструктивизма представляет возможности для дополнения реалистской трактовки основных проблем МИБ одним из лучших пониманий фактора восприятия угроз в рамках государственной политики в представленной области. В работах М. Финнемор и Д. Холлис МИБ рассматривается с позиции конструктивистской теории интернациональных отношений. Авторы считают небезопасность в пределах киберпространства одним из состояний новой нормальности. Как раз из-за этого кибербезопасность стала одним из ключевых приоритетов как для ИКТ-компаний, так и для государств, а также для промышленности, информационных технологий и их пользователей [16, p. 426].

Не только сами государства, но и различные заинтересованные лица обращаются к основным нормам в виде одного из политических инструментов, позволяющих обеспечивать кибербезопасность и киберпространство в широком его понимании. Эксперты из США отмечают, что повторение модели поведения и привычки, в особенности если они не оспариваются, способствуют не только формированию, но и принятию норм в пределах общества.

Конструктивизм в целом может быть достаточно полезным инструментом, если необходимо понять действующие сейчас угрозы кибербезопасности, с которыми государства так или иначе сталкиваются [16]. Согласно конструктивизму, восприятие влияет не только на внешнюю государственную политику, но и на идентичность государств.

Сторонников ТМО реалистского направления, которыми являются Д. Дрезнер, Т. Ву и Дж. Голдсмит [15], немного. Реализм, (в особенности неореализм), основывается на использовании более логичного подхода к ключевым теоретическим вопросам, касающимся информационного общества и МИБ. Для реализма характерно признание национальных интересов и факта того, что каждая рассматриваемая по отдельности страна хочет значительно поднять военную мощь в киберпространстве.

Неореализм представляет роль ИКТ как один из факторов стратегической стабильности во взаимоотношениях между США и Россией, а также в пределах международной системы. США и Россия — те самые ключевые акторы, существующие и действующие в пределах киберпространства [13, с. 29–39], где особенную роль в их взаимодействии играют цифровые возможности.

Стоит отметить, что повышение уязвимости государства на фоне научно-технологического развития приводит к гонке кибервооружений. По мнению А. Куликовой, «развивается система кибершпионажа и ведется разработка программного обеспечения (ПО), способного причинить вред объектам критической информационной инфраструктуры» [7]. Из-за того, что интересы стран противоречат друг другу, главный международный процесс — это конфликт в цифровой среде. Крайняя форма конфликта — кибервойна. Вероятность её появления растёт, между государствами конфликты становятся едва ли не самой лучшей стратегией, даже с учетом того, что взамен конфликтов могут быть использованы взаимодействие или же сотрудничество [17, p. 43].

Главная цель США и России, как отмечается в реалистской парадигме, в рамках информационного пространства заключается в обеспечении своей собственной безопасности. Из-за угроз и опасностей США и России стараются не взаимодействовать, а улучшать собственные ресурсы и кибертехнологии. Итогом такого взаимодействия между странами в представленной сфере становится «игра с нулевой суммой».

С позиции реалистического подхода можно объяснить гонки в кибервооружении как реакцию на угрозу в мире, где правила и нормы необходимости могут быть нарушены. Согласно американскому эксперту Р. Джервису, при наращивании наступательного потенциала в цифровой среде возникает дилемма безопасности, когда это оказывается более выгодным по сравнению с наращиванием оборонительного потенциала. В свете текущей геополитической обстановки, Россия испытывает определенные опасения относительно намерений США, и возможность того, что они неисключительно оборонительного характера. Стоит выделить, что в условиях киберпространства оборонительные и наступательные возможности в рамках киберпространства почти невозможно отличить друг от друга [5].

Исследователи, придерживающиеся реалистической позиции, утверждают, что конфликты являются первоочередными, в то время как межгосударственное взаимодействие является вторичным. Это объясняет отсутствие комплексного сотрудничества между Россией и США в сфере безопасности. Современная киберстратегия США предполагает постоянную стратегическую конкуренцию, которая позволит государству расширить своё влияние. В некоторых аналитических материалах проводятся сравнительные исследования целей, преследуемых ЕС и США при разработке современных нормативно-правовых актов в сфере киберпространства [4, с. 210–231].

Одним из ключевых аспектов международного сотрудничества в цифровой среде являются создание союзов и альянсов между государствами в целях совместной киберобороны. Примерами таких союзов могут служить НАТО и ШОС, которые функционируют на подобии военных союзов. Однако в отличие от традиционного мира, в киберпространстве достижение полной безопасности невозможно из-за постоянного развития цифровых технологий.

Таким образом, в условиях глобализации киберпространство, не ограниченное государственными границами, становится ареной острой политической, экономической, информационной и культурной конкуренции. Контроль в киберпространстве приобретает решающее значение для обеспечения господства в реальном мире. Развитие цифровых технологий уже не может рассматриваться как второстепенный аспект анализа международных отношений. И хотя стабилизация международных отношений в области кибербезопасности может быть достигнута на определенный период, она всегда будет иметь временный характер.

Литература:

1. Бакиров, Р. Р., Цветкова Н. А. Политика кибербезопасности США — эволюция, угрозы и оппоненты, 1990–2010-е гг. // Международные отношения. — N. 4. — 2019. — С. 86–96.
2. Болгов, Р. В. Информационные технологии в современных вооруженных конфликтах и военных стратегиях (политические аспекты).Дис. канд. полит.наук. СПбГУ, 2010. — Текст: непосредственный — 182 c.
3. Данельян, А. А. Международно-правовое регулирование киберпространства //Образование и право. — 2020. — №. 1. — С. 263.
4. Дегтерев, Д. А., Рамич М. С., Цвык В. А. США — КНР: транзит власти и контуры «конфликтной биполярности» // Вестник Российского университета дружбы народов. Сер. Международные отношения. — 2021. — Т. 21. — № 2. — C. 210–231.
5. Дилемма безопасности также становится более серьезной, 96 Jervis R. Cooperation Under the Security Dilemma. // World Politics 30(2). — 1978. — P. 187–194.
6. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993 с изменениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 01.07.2020) // Официальный интернет-портал правовой информации./ URL: http://pravo.gov.ru (дата обращения 06.10.2024).
7. Куликова, А. Возможна ли гонка кибер-вооружений между Россией и США? // ПИР-центр. Москва. 28.01.2015./ URL: https://pircenter.org/editions/vozmozhna-li-gonka-kibervooruzhenij-mezhdu-rossiej-i-ssha/?ysclid=m2kjgkwfoe737865170 (дата обращения: 17.12.2024).
8. Михаленко, Н. А. Отечественный суверенный Рунет и зарубежные модели интернет-безопасности: сравнительно-правовое исследование. / Н. А. Михаленко. — Текст: непосредственный// Современная наука: Актуальные проблемы теории и практики. Серия «Экономика и право». Москва, 2024. — № 9. — С. 165–167.
9. Ромашкина, Н. П., Марков А. С., Стефанович Д. В. Международная безопасность, стратегическая стабильность и информационные технологии. / Отв. ред. А. В. Загорский, Н. П. Ромашкина. — М.: ИМЭМО РАН, 2020. — 98 с.
10. Симонс, Б. Международные исследования в век глобальной информатизации. // Современная наука о международных отношениях за рубежом. Хрестоматия в трех томах / Под общ. ред. И. Иванова. — М.: НП РСМД, 2015. — Т. 1. — С. 157–173.
11. Указ Президента РФ от 05.12.2016 N 646 «Об утверждении Доктрины информационной безопасности Российской Федерации» // «Собрание законодательства РФ», 12.12.2016, N 50, ст. 7074
12. Указ Президента РФ от 09.05.2017 N 203 «О Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017–2030 годы» // «Собрание законодательства РФ», 15.05.2017, N 20, ст. 2901
13. Шаклеина, Т. А. Великие державы и региональные подсистемы. / Т. Шаклеина // Международные процессы. — Том 9. — N. 2. — 2011. — С. 29–39.
14. Яникеева, И. Влияние информационной войны на отношения между Россией и Украиной. [Электронный ресурс]/ URL: https://www.hse.ru/edu/vkr/182145358 (дата обращения: 17.12.2024)
15. Drezner, D. The Global Governance of the Internet: Bringing the State Back In. // Political Science Quarterly. — N. 3 (119). — 2004.; Goldsmith J., Wu T. Who controls the Internet? — Oxford: Oxford University Press. — 2006.
16. Finnemore, M., Hollis D. Constructing Norms for Global Cybersecurity. // American Journal of international Law. // Temple University Beasley School of Law. Legal Studies Research paper. — N. 52. — 2016. — P. 426.
17. Gamble, A., Payne A. The World Order Approach. Theories of New Regionalism: A Palgrave Reader. Ed. by Fredrik Söderbaum and Timothy M. Shaw.L. // Palgrave Macmillan. — 2003. — P. 43.
18. Naisbitt, J. Global paradox: the bigger the world economy the more powerful its smallest players. — N. Y.: Morrow, 1994. — 304 p.