The article examines the significance of legal fictions in the mechanism of vindication protection of property rights. The fictions of possession, public reliability, and the good faith of the acquirer are analyzed as elements that determine the scope of the vindication claim and ensure the balance of interests between the owner and participants in the property turnover. Special attention is given to distinguishing the content of these fictions, identifying the challenges in their application, and assessing the prospects for developing legal regulation in the context of the digitalization of registration systems. The article argues for strengthening the principle of public reliability in the Unified State Register of Property, clarifying the criteria for the good faith of the acquirer, and implementing technological solutions to enhance the stability of civil circulation.

Keywords: vindication, fiction of possession, public reliability, bona fide purchaser, EGRN, property rights, registration systems, protection of property, and property turnover.

Виндикация представляет собой вещно-правовой способ защиты, предоставляющий собственнику, утратившему владение вещью, право требовать ее возврата от лица, незаконно удерживающего имущество (ст. 301 ГК РФ). Содержание виндикационного иска заключается в восстановлении правомочия владения как составной части права собственности. Институт виндикации относится к наиболее древнему механизму защиты имущественных прав и продолжает играть основополагающую роль в обеспечении стабильности гражданского оборота.

Правовые фикции представляют собой юридические допущения, обеспечивающие применение и стабильность определенных правовых конструкций, даже если фактическое положение не соответствует предполагаемому с точки зрения права. Вещное право опирается на фикции для поддержания устойчивости имущественного оборота, упрощения процесса доказывания и укрепления доверия участников гражданских правоотношений.

Значение правовых фикций в гражданском праве проявляется в их способности формировать презумпции, обеспечивающие защиту добросовестных участников оборота, поддерживать стабильность вещных прав, определять пределы реализации виндикационного требования и снижать риски имущественного оборота, препятствуя бесконечному пересмотру титулов.

Выделение правовых фикций в конструкции виндикации имеет принципиальное значение, поскольку они не только очерчивают границы защиты собственника, но и устанавливают равновесие между интересами собственника и добросовестного приобретателя [4, с. 20]. Без понимания действия фикций невозможно объяснить, почему виндикация в ряде случаев не влечет возврата вещи собственнику, несмотря на факт нарушения его права.

Не всегда такие предпосылки прямо закреплены в законодательстве, однако они прочно сформировались в правовом мышлении. Среди них определяющее место занимает фикция владения как проявления права собственности. Данное допущение не сводится к техническому приему, а выступает как исторически сложившийся правовой механизм, призванный облегчать доказывание и поддерживать стабильность имущественного оборота. Суть фикции заключается в признании владения вещью достаточным основанием для предположения существования права собственности до момента опровержения этого положения. Такая логика восходит к римскому праву, в котором правомерность владения презюмировалась, пока противоположное не устанавливалось в судебном порядке. Именно на этой презумпции формировались первоначальные формы rei vindicatio — иска собственника об истребовании вещи.

Современное российское гражданское право восприняло данное допущение, интегрировав его в практику применения ст. 209 и 301 ГК РФ [1]. Владелец не обязан подтверждать свои правомочия множеством доказательств, поскольку само фактическое господство над вещью обладает самостоятельным юридическим значением. Бремя опровержения возлагается на лицо, оспаривающее владение, что согласуется с принципом распределения бремени доказывания, закрепленным в ст. 56 ГПК РФ. На практике данное допущение находит выражение в разных ситуациях. Гражданин, на имя которого зарегистрировано право собственности на жилое помещение, рассматривается как собственник. Суд и другие участники оборота исходят из презумпции правомерности его владения вплоть до установления обстоятельств, подтверждающих незаконность приобретения права, например, подделки документов или ничтожности сделки. До этого момента владелец реализует все правомочия собственника и находится под защитой от необоснованных притязаний третьих лиц.

Соответственно, данная фикция выполняет ряд значимых функций. Прежде всего, она обеспечивает стабильность владения, что имеет принципиальное значение для оборота недвижимости, транспортных средств и иного ценного имущества. Отсутствие подобной презумпции превратило бы имущественные споры в сложный и затратный процесс, поскольку собственнику или приобретателю пришлось бы подтверждать всю цепочку правопреемства при каждом конфликте.

Наряду с этим, фикция владения повышает оперативность судебной защиты, истец обязан доказать неправомерность владения ответчика и подтвердить собственное право. При отсутствии таких доказательств владение продолжает пользоваться правовой защитой как законное. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25 подтверждает данный подход, закрепляя, что при предъявлении иска об истребовании имущества собственник должен обосновать свои притязания, а сам факт владения ответчиком не признается незаконным без установления противоположного [3].

Следующая фикция публичной достоверности связана с формальной титульной регистрацией, то есть с тем, что внешне подтверждает право собственности независимо от реального правового положения. Суть этой фикции заключается в том, что лицо, обозначенное в официальном источнике как правообладатель, воспринимается оборотом и судами в этом качестве, пока не доказано обратное. Особенно этот механизм проявляется при государственной регистрации прав на недвижимое имущество. Сведения Единого государственного реестра недвижимости обладают не только доказательственным, но и правоустанавливающим значением, если в нем указано, что определенное лицо является собственником, остальные участники гражданского оборота вправе полагаться на достоверность этой информации. Законодательное основание данной конструкции закреплено в ст. 8.1 и 131 ГК РФ, а также в Федеральном законе от 13 июля 2015 г. № 218-ФЗ «О государственной регистрации недвижимости» [2]. Российское право исходит из того, что государственная регистрация права собственности выполняет не только учетную, но и гарантийную функцию, обеспечивая оборотоспособность имущества и формируя доверие к публичным данным.

Принцип доверия к публичным реестрам позволяет сторонам совершать сделки без необходимости проверять всю историю права, что значительно снижает транзакционные издержки и способствует развитию рынка недвижимости. В то же время подобный подход возлагает на собственников повышенную ответственность за сохранность титула: если они не приняли своевременных мер по защите своего права, правопорядок не гарантирует им безусловное восстановление владения.

Фикция добросовестности приобретателя занимает особое место в конструкции виндикации, поскольку устанавливает равновесие между защитой права собственности и обеспечением устойчивости гражданского оборота. Данная фикция закреплена в ст. 302 ГК РФ и ее суть заключается в том, что собственник вправе истребовать имущество из чужого незаконного владения, за исключением случаев, когда имущество было приобретено возмездно от лица, которое не имело права его отчуждать, а приобретатель не знал и не должен был знать об этом. Таким образом, если собственник сам допустил ситуацию, при которой вещь попала в оборот, возможность ее истребования у добросовестного приобретателя существенно ограничивается.

Соответственно, юридическое значение этого допущения состоит в том, что собственник не всегда может виндицировать имущество, утраченное в результате действий третьих лиц, если вещь перешла к добросовестному приобретателю. Такая правовая конструкция основана на принципе перераспределения рисков между собственником и приобретателем. Если собственник допустил утрату контроля над вещью, а приобретатель проявил необходимую степень осмотрительности, то защищается именно приобретатель [5, c. 728].

Добросовестность в подобных ситуациях определяется судами с учетом конкретных обстоятельств дела. Приобретатель обязан проявить разумную осмотрительность, проверить представленные документы и убедиться в отсутствии признаков незаконности сделки, однако от него не требуется проведения глубоких юридических проверок или самостоятельных расследований. В основе такого подхода лежит стандарт поведения обычного добросовестного участника оборота, действующего разумно и добросовестно в пределах обычной деловой практики.

Пределы действия данной фикции строго определены, она не распространяется на случаи, когда имущество было похищено, утрачено или выбыло из владения собственника помимо его воли. В таких ситуациях применение виндикации сохраняется в полном объеме. Подобное ограничение отражает направленность законодательства на поддержание равновесия между интересами собственника и участников оборота, исключая возможность злоупотреблений и обеспечивая предсказуемость правоприменения.

Современная практика выявляет значимые проблемы, связанные с действием правовых фикций, лежащих в основе данной конструкции. В частности, отсутствует разграничение между фикцией видимости права и фикцией публичной достоверности.

Дополнительные сложности обусловлены ограниченным характером публичной достоверности в российском праве. В отличие от зарубежных систем, где регистрационные записи обладают практически неоспоримым характером, российская модель допускает их оспаривание, что снижает уровень доверия к реестру и ослабляет устойчивость оборота.

Самостоятельной проблемой является сложность доказывания недобросовестности приобретателя, поскольку она оценивается с учетом конкретных обстоятельств дела, а бремя опровержения возлагается на собственника. Очевидно, что это существенно затрудняет защиту права собственности, особенно в случаях, когда приобретатель формально соблюдает установленные требования. Уязвимость регистрационных процедур и информационных систем позволяет недобросовестным лицам формировать фиктивные титулы и отчуждать имущество добросовестным приобретателям, лишая собственников реальной возможности вернуть имущество.

Таким образом, правовые фикции представляют собой не отвлеченный элемент юридической техники, а структурообразующий компонент механизма правовой защиты. Их действие формирует устойчивую модель имущественного оборота, в которой виндикационный иск утрачивает абсолютный характер и приобретает значение элемента комплексной системы гарантий и ограничений. Посредством учета фикций владения, публичной достоверности и добросовестности приобретателя достигается равновесие между защитой интересов собственника и необходимостью поддержания стабильности гражданского оборота.

Развитие вещного права в России свидетельствует о поступательном сближении с регистрационными моделями континентальной Европы, где именно фикции определяют распределение рисков между собственником и добросовестным участником сделки. Перспективы развития правового регулирования виндикационных отношений напрямую связаны с совершенствованием механизма действия правовых фикций. Одним из определяющих направлений является возможное усиление принципа публичной достоверности ЕГРН по образцу германской модели. При его реализации публичный реестр будет рассматриваться как окончательный и надежный источник сведений о правах собственности. Такое решение неизбежно потребует одновременного укрепления системы страхования титула и создания дополнительных гарантий для собственников, утративших имущество вследствие ошибок или злоупотреблений.

Отдельного внимания требует уточнение критериев добросовестности приобретателя. Традиционные признаки осмотрительности постепенно дополняются возможностями цифровой проверки — истории сделок, сведений из открытых источников и иных доступных данных. Это позволит судам выработать более объективный подход к оценке поведения сторон и снизить риск произвольных решений.

Существенные преобразования ожидаются в связи с развитием цифровых технологий и регистрационных систем. В перспективе возможно внедрение блокчейн-технологий в систему учета прав, что позволит повысить прозрачность сделок и сократить количество фиктивных регистраций. Соответственно, развитие института виндикации связано не только с уточнением правовых конструкций, но и с технологическими изменениями, формирующими новую модель правовой фиксации и защиты имущественных прав.

Литература:

1. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 № 51-ФЗ (ред. от 31.07.2025) (с изм. и доп., вступ. в силу с 01.08.2025) // Собрание законодательства РФ. — 1994. — № 32. — Ст. 3301.
2. Федеральный закон от 13.07.2015 № 218-ФЗ (ред. от 31.07.2025) «О государственной регистрации недвижимости» (с изм. и доп., вступ. в силу с 01.09.2025) // Собрание законодательства РФ. — 2015. — № 29 (часть I). — Ст. 4344.
3. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»// Бюллетень Верховного Суда РФ. — 2015. — № 8.
4. Аврамченко Д. С. Некоторые правовые аспекты виндикации как способа защиты права собственности и иных вещных прав // Охрана и защита прав и законных интересов в современном праве. — Симферополь: Общество с ограниченной ответственностью «Издательство Типография «Ариал», 2022. — С. 18–26.
5. Филиппова Д. Д. Виндикация, как основная форма защиты вещных прав, и проблема ее соотношения с реституцией // Эволюция российского права. — Екатеринбург: Уральский государственный юридический университет им. В. Ф. Яковлева, 2023. — С. 724–732.