Авторское право в его современном понимании представляет собой сложный и многогранный социально-правовой феномен, чья сущность и содержание являются результатом длительной исторической эволюции и напряженных философских дискуссий. Зачастую его историю начинают с момента изобретения книгопечатания, что, однако, существенно упрощает картину, игнорируя глубинные культурные и антропологические предпосылки, сформировавшие саму идею уникальной связи между творцом и его творением. Если мы совершим критический анализ общепринятой истории «копирайта», то увидим, что присутствуют значительные расхождения в датировках и версиях происхождения этого, как принято считать, молодого института. Эта вариативность, по мнению Д. А. Братусь, «в пределах нескольких столетий» свидетельствует об отсутствии единого объективного исторического подхода и создает препятствия для всесторонней квалификации содержания исключительного авторского права [1, с. 122]. Истоки этого явления уходят корнями в эпохи, когда формализованного юридического регулирования творческой деятельности еще не существовало, но уже зарождалось самосознание творческой личности. Исследователи, занимающиеся проблемой «рождения автора», указывают на принципиальную междисциплинарность этого вопроса. Так, Н. С. Егоров отмечает, что фигура автора имеет «хронотопическое измерение», а ее изменчивость обусловлена этапами развития культуры [2, с. 211].
Отправной точкой для понимания генезиса авторского права, на наш взгляд, должно стать не изобретение печатного станка, а рождение «осознанного автора» — творца, который не просто создает, но и рефлексирует по поводу своей деятельности, ощущая свое произведение как продолжение собственной личности. Этот феномен связывают с культурой Древней Греции. Именно там произошел фундаментальный сдвиг, который исследователи называют «греческим чудом», — переход от мифа к логосу. Мифологическое сознание коллективно и анонимно; миф не имеет автора, он принадлежит всем и никому одновременно. Логос же, напротив, предполагает индивидуальное, рациональное осмысление мира. «Вместо коллективного мифосознания приходит индивидуальный логос, способствующей появлению отдельной творческой единицы — автора» — указывает Т. А. Галанцева [3, с. 43]. Эта трансформация сопровождалась развитием и демократизацией письменности. В отличие от цивилизаций Древнего Востока, где письмо было сакральным знанием и монополией касты жрецов и писцов, алфавитная система греков сделала грамотность доступной широким слоям населения. Это, в свою очередь, способствовало появлению первых именных произведений, подписанных их создателями — от поэтов до философов и историков.
Хотя в античности не существовало авторского права в современном системном виде, многие его элементы уже присутствовали в общественном сознании и правовой культуре. Римское право, например, знало понятие «plagium» (похищение, в том числе и литературное), хотя оно и не было выделено в отдельную категорию правонарушений. Древние авторы остро чувствовали свою связь с произведениями и ревностно относились к своему авторству. Д. А. Братусь, полемизируя с классиками, отрицавшими наличие авторского права у древних, приводит в пример слова Плиния Младшего, который говорил о неразрывной связи личности творца с шедевром: «...наши имена связывают с литературой, как собственность не нашу, людскую, а литературную», как указано в работе И. Канта [4, с. 115]. Это свидетельствует о том, что идея нематериальной связи, лежащая в основе современных личных неимущественных прав автора, не была чужда античному миру. Борьба за признание авторства, а не за материальную выгоду, была действительностью. Демосфен, как отмечает А. Г. Матвеев, «десять лет добивался золотого венка за речь о павших в битве при Херонее и получил искомые почести» [5, с. 89]. Таким образом, самосознание автора и идея неразрывной связи творца с его произведением утвердились в культуре значительно раньше, чем были разработаны механизмы их экономической эксплуатации и правовой защиты.
Революционным сдвигом, стимулирующим формирование правового регулирования, стало изобретение книгопечатания Иоганном Гутенбергом в середине XV века. Как отмечает С. Н. Титов, анализируя философские и правовые концепции, эта технология, позволив массово тиражировать тексты, создала не только новые возможности для распространения знаний, но и новую экономическую реальность. Появился книжный рынок, а вместе с ним и проблема несанкционированного копирования, которое подрывало финансовые основы деятельности первопечатников. Первоначальной правовой реакцией на этот вызов стало введение системы привилегий. Это были монопольные права, даруемые монархом или городскими властями определенному издателю на печатание и продажу конкретной книги в течение установленного срока [6, с. 181]. Важно подчеркнуть, что эти привилегии защищали не автора, а издателя-инвестора. Их целью было не вознаграждение творческого гения, а стимулирование развития новой и капиталоемкой отрасли — книгопечатания. Автор в этой системе был лишь поставщиком «сырья», иными словами, рукописи. На наш взгляд, именно этот этап можно охарактеризовать как эру «права на копию».
Поворотным пунктом в истории авторского права стал знаменитый английский «Статут королевы Анны» 1710 года. Этот законодательный акт впервые в истории признал автором первоначального субъекта права на произведение. Хотя его основной целью по-прежнему было упорядочивание книготорговли и борьба с «пиратством», его формулировки заложили концептуальный фундамент для будущего развития авторского права. Статут устанавливал срок охраны произведения, после которого оно переходило в общественное достояние. Как отмечает Т. А. Галанцева, «этот документ закреплял принцип копирайта, который заключался в запрете в копировании и распространении опубликованных авторских произведений без разрешения их обладателя» [3, с. 45]. Таким образом, право перестало быть бессрочной монополией издателя и превратилось в срочное, отчуждаемое право автора. Несмотря на этот прогрессивный шаг, философское осмысление природы этого нового права только начиналось, и оно шло двумя принципиально разными путями.
В англосаксонской правовой традиции обоснование авторского права развивалось в русле утилитаризма и теории трудовой собственности Джона Локка. С этой точки зрения, авторское право — это, прежде всего, экономический стимул. Общество предоставляет автору временную монополию на использование его произведения, чтобы мотивировать его и других творцов к созданию новых культурных благ, которые в конечном итоге обогатят все общество — как указывает А. Г. Матвеев [5, с. 89]. Труд автора, вложенный в создание произведения, порождает его естественное право на плоды этого труда, подобно тому как труд крестьянина порождает его право на урожай. Эта концепция, зародившаяся в Англии, нашла свой расцвет во Франции и легла в основу систем, где доминирует экономическая, проприетарная сторона авторского права.
Совершенно иную, глубоко персоналистическую трактовку авторское право получило в трудах представителей немецкой классической философии. Это обоснование принято называть «личностным», и оно стало теоретическим фундаментом для германской системы авторских прав и континентальной традиции в целом. А. Г. Матвеев в своем исследовании подчеркивает, что «в целом, такое обоснование обычно называется «личностным». Однако во взглядах Канта, Фихте и Гегеля на авторское право имеется значительная специфика». Именно эти мыслители сместили фокус с труда и собственности на личность автора и акт творческого самовыражения.
И. Кант первым предложил рассматривать книгу не как вещь (товар), а как «обращенную к публике речь автора». Следовательно, несанкционированная перепечатка является не нарушением права собственности на физический объект (экземпляр книги), а нарушением личного права автора контролировать свою «речь», свое обращение к миру. Автор, по И. Канту, имеет естественное право своей личности не говорить с публикой без его на то согласия. Это был революционный для того времени взгляд, который выводил авторское право из вещно-правового дискурса в дискурс личных, нематериальных прав. И. Кант заложил основу монистической модели авторского права, где право воспринимается как единое и неотчуждаемое право личности, из которого проистекают различные полномочия, в том числе и имущественные.
Дальнейшее развитие эта идея получила в работах Иоганна Готлиба Фихте. В своей статье о незаконности перепечатки книг он ввел ставшее классическим различение между содержанием (идеями) и формой произведения. Идеи, по Фихте, принадлежат всему человечеству, они не могут быть объектом исключительного присвоения. Однако форма, в которой эти идеи выражены, — комбинация слов, структура, стиль — является уникальным и неповторимым отпечатком личности автора. «Форма идей абсолютно не может быть присвоена никем другим, потому что это физически невозможно. Дело в том, что каждый человек имеет свои собственные мыслительные процессы». Именно на эту уникальную форму автор имеет право исключительной собственности. Кроме того, Фихте впервые четко выделяет, наряду с имущественным правом, и личное право на признание своего авторства. Таким образом, он, в отличие от Канта, предвосхитил дуалистическую модель, где разделяются имущественные («экономические») и личные неимущественные («моральные») права автора.
Георг Вильгельм Фридрих Гегель рассматривал авторское право в контексте своей философии права, где собственность является первым внешним проявлением свободной воли личности. Литературное или художественное произведение, будучи продуктом духа, является особенно ярким проявлением личности автора. Поэтому автор сохраняет за собой «общий способ размножения своего сочинения» как неотчуждаемое проявление самого себя. Хотя учение Гегеля уже не является в чистом виде натуралистическим и его формулировки, как отмечали многие исследователи, крайне туманны, оно закрепило в философской традиции идею о том, что связь автора с произведением глубже, чем простая собственность, это связь экзистенциальная. Таким образом, немецкий идеализм предоставил мощную философскую базу для концепции, согласно которой авторское право защищает не просто экономический интерес, а саму личность творца, выраженную в произведении. Эта концепция легла в основу европейской континентальной доктрины «право автора», где личные неимущественные права (право на имя, право на защиту репутации, право на неприкосновенность произведения) считаются вечными, неотчуждаемыми и составляют ядро авторского права.
Особый путь развития авторского права наблюдался в России, где его генезис был тесно связан не с интересами капитала или идеями Просвещения, а с задачами государственного и церковного контроля. Как указывает Д. А. Братусь, «авторское право на Руси начиналось с государственных книгопечатен, создававшихся Иваном IV для контроля за безупречностью библейских текстов». Первоначальной задачей было не поощрение творчества, а обеспечение идеологической и догматической чистоты текстов. Эта государственно-центричная модель продолжилась и при Петре I, что в итоге привело к парадоксальной ситуации: одним из первых источников российского авторского права стал... Устав о цензуре 1828 года. «Многолетняя, с 1828 по 1887 гг., связь законов об авторском праве с Цензурным уставом... объясняется особым идеологическим значением, которое власти придавали произведениям литературы» — отмечает И. В. Сергеев. Пожалуй, это кардинально отличает российский путь: если западноевропейское право на этапе своего оформления обслуживало интересы капитала, то русское (российское) право традиционно охраняло «духовность и державные устои».
Таким образом, генезис авторского права представляет собой сложный диалектический процесс. Он начался с латентного периода античности, где зародилось самосознание автора, прошел через утилитарный этап издательских привилегий, вызванный технологической революцией книгопечатания, и, наконец, обрел свое философское осмысление в двух конкурирующих парадигмах. Первая, утилитарно-проприетарная, рассматривает право, как инструмент для достижения общественного блага через стимулирование творчества. Вторая, персоналистическая, видит в нем неотъемлемое право личности, защищающее акт творческого самовыражения. Современные системы авторского права по всему миру являются гибридами этих двух подходов, пытаясь найти хрупкий баланс между интересами автора, инвесторов (издателей, продюсеров) и всего общества в доступе к культурным ценностям. Как мы видим, история этого института демонстрирует, как правовые нормы не просто отражают, но и формируют культурные ценности, определяя статус творца в обществе и само значение творческой деятельности.
Литература:
1. Братусь Д. А. Концептуализация содержания исключительного авторского права // Право. Журнал Высшей школы экономики. — 2024. — Т. 17. — № 2. — С. 122.
2. Егоров Н. С. Рождение автора как междисциплинарная проблема // Научный результат. Социальные и гуманитарные исследования. — 2023. — Т. 9. — № 4. — С. 211.
3. Галанцева Т. А. Генезис развития института авторских и смежных прав в России // Вестник экономической безопасности. — 2024. — № 3. — С. 43–45.
4. Кант И. Сочинения. В 6 т. Т. 4. Ч. 2. — М.: Мысль, 1965. — С. 115.
5. Матвеев А. Г. Личностное обоснование авторского права в контексте становления системы авторских прав в Германии // Вестник Пермского университета. Юридические науки. — 2015. — Выпуск 1(27). — С. 89.
6. Титов С. Н. Генезис уголовно-правовой охраны интеллектуальной собственности в России // Вестник Волжского университета имени В. Н. Татищева. — 2023. — № 3. — Т. 1. — С. 181
