В статье рассматривается, как Орест Сомов ломает каноны классических готических произведений и меняет ключевые элементы жанра: замок, образ зла, психологическое напряжение и развязка всей истории. Цель статьи — показать, как Сомов использует пугающие мотивы, разрушая привычные каноны.

Ключевые слова: О. Сомов, готика, готическая повесть, страшная повесть, русская литература.

А. А. Полякова в статье «Комплекс мотивов готического романа в сюжетной структуре русской повести» делит готические романы на три группы: те, в которых сверхъестественное сводится к уровню слухов или отсутствует вовсе; далее произведения, где мистика является частью мира персонажей; и тексты, в которых соотношение реального и фантастического строится как колебание между двумя возможными путями развития событий [2].

Повествование в повести О. Сомова «Приказ с того света» (1827) начинается с того, как герои оказываются запертыми в доме сильным дождем и, чтобы не скучать, просят гостившего путешественника рассказать «повесть о духах». Данную повесть можно отнести к первому типу, так как произведение строится на принципе «рассказ в рассказе», из чего уже следует, что все происходящие события могут быть приукрашены для большей занимательности и успеха рассказчика.

Основой готического жанра является ожидание зла, созданию чего способствует атмосфера тревоги и предчувствие роковых событий. Орест Сомов создает такое ощущение с помощью трехдневного ожидания, в котором оказывается трактирщик перед встречей с давним родственником. Однако вместе с психологическим давлением такая пауза будто показывает рутинность ситуации: мистический ужас происходит не сразу, а словно по расписанию «потустороннего офиса». Страх трактирщика материален, но не духовен. Его сомнения заключаются лишь в выгодности сделки с потусторонними силами («А если б я подумал не выполнить приказа, то кто знает, сколько у грозного моего предка запасных средств, и пожаров, и болезней, и смертных случаев?»), даже все вокруг, пока он находился в ожидании, думали, что он обанкротился или у него наступила белая горячка.

Орест Сомов пользуется узнаваемыми элементами готики, но переосмысливает их: комната, в которой происходит встреча с великим предком более похожа на сценическую декорацию. Стол покрыт не каким-то дорогим бархатом или парчой, а черным сукном, который использовали для изготовления рубашек для низших чинов армейских частей, вместо властного богатого трона позолоченные кресла, а на месте факелов — большие черные вазы, от которых раздавался синеватый свет и «сильный спиртовый запах» — все это создает ощущение театральной постановки. Древний родственник бодрый и свежий, но обладающий чем-то могильным, был одет в длинную мантию и имел бороду до колен — кажется, будто кто-то нанес хороший грим и попробовал изобразить мертвеца, хотя если не знать, что это мертвец, можно подумать, что показать хотели какого-то мага или чернокнижника. «Роковая книга» в черном переплете окончательно превращает покойного родственника на дьявольского посланника.

Как отметила А. А. Полякова, сюжет готического произведения строится по циклической схеме: приближение к замку, пребывание в нем и возвращение обратно. Если в классическом готическом произведении герой покидает безопасный мир, отправляется в мрачный замок с загадочной историей, далее проходит испытание страхом и в итоге покидает проклятое место, то трактирщик, чья история является основой сюжета, никогда не оставляет своего мира. Сам замок у Ореста Сомова предстает перед читателем как пародия на готическое пространство, возращение выглядит фиктивным. Собственно, и предок оказывается не таким ужасным: он выдвигает не какие-то невыполнимые требования, а лишь просит выдать дочь за ее давнего возлюбленного. Здесь автор намеренно преуменьшает запрос потусторонних сил для сатирического контраста: роковое двухсотлетие и свадьба двух влюбленных.

Произведение насквозь пропитано атмосферой сомнения и насмешки: когда трактирщик начинает историю, утверждая, что он является оставшимся потомком императора Фредерика Барбороссы из династии Гогенштауфенов, все герои сдерживают смех («Товарищ мой кусал себе губы и чуть не лопнул от смеха, который готов был вырваться из его груди громким хохотом»), а по завершении повествования дочь рассказчика посмотрела на остальных «такими глазами, в которых можно было прочесть сомнения их насчет чудной повести», что дает понять, что она не только не верит в эту историю, но и посвящена в тонкости инсценировки «встречи с предком». А. Н. Пашкуров относит недосказанность к готическим состояниям [], однако в данном случае по отдельным деталям, а также реакции слушателей читатель легко понимает, что произошло на самом деле. Недосказанность перестает работать на создание атмосферы напряжения и тревоги и становится средством активизации критического мышления читателя.

Кроме того, в авторском примечании к повести Орест Сомов сам признается, что выдумал историю с замком. Он пишет: «Общая страсть всех путешественников — прикрашивать свои рассказы: и мой не вовсе свободен от этой страсти. Что касается до тени Гогенштауфена, то я <...> выдумал нечто похожее на предание или поверье народное, будто бы насчет ее существующее».

Таким образом, «Приказ с того света» разрушает готические каноны и трансформирует ключевые элементы жанра: пространство становится ловушкой обыденности, страх заменяется сомнением и торгом, а счастливый финал заключается в сложившихся определенным образом мирских обстоятельствах. В итоге, Орест Сомов превращает готику в сатиру, заставляя читателя сомневаться в мистической истории.

Литература:

1. Пашкуров, А. Н. Готические состояния в повести Ореста Сомова «Русалка» // Национальный стиль русской литературной классики: Материалы VI Межвузовской с международным участием научно-практической конференции, Москва, 02 апреля 2020 года — М.: МГПУ, 2021. — C. 72–79.
2. Полякова, А. А. Комплекс мотивов готического романа в сюжетной структуре русской повести // Новый филологический вестник. — 2006. — Nº 2(3). — С. 211–215.