Цель работы заключается в проведении анализа творчества повести Н. М. Карамзина «Остров Борнгольм», которая соединяет в себя черты готического романа, сентиментализма и зарождающегося романтизма. В статье рассмотрены и на примерах из текста продемонстрированы элементы системы готических состояний.

Ключевые слова: Н. М. Карамзин, русская готическая повесть, готические состояния.

Повесть Николая Михайловича Карамзина «Остров Борнгольм» уже становилась предметом научного осмысления, например, в статьях «Новаторство Н. М. Карамзина-психолога в повести «Остров Борнгольм»» А. Н. Кудреватых [4] и «Функции пейзажа в «таинственных повестях» Н. М. Карамзина» Д. Н. Бобиной [1].

Проблема готических состояний также была рассмотрена в статье А. Н. Пашкурова и Г. Р. Гариповой на примере повести Ореста Сомова «Русалка» [5]. Согласно авторам работы, в систему готических состояний входят опасение, страх, меланхолия, обостренное чувство красоты, мазохизм, недосказанность, ужас, ощущение тайны: «Задача слов/понятий категории состояния — воплотить и передать оттенки эмоционально-психических состояний человека, а также создать эмоционально-экспрессивную характеристику окружающего мира» [5, с.73]. То есть в литературе готические категории состояния — это важные элементы, которые влияют на восприятие произведения читателем и помогают создавать определенный мистический образ. Опираясь на вышеназванную научную работу, предлагаем проанализировать готические состояния в повести Н. М. Карамзина.

Готическая повесть «Остров Борнгольм», написание которой могло быть вдохновлено впечатлениями от поездки Карамзина по Европе в 1789–1790 годах (Кенигсберг, Берлин и Париж), была впервые опубликована в 1794 году. Повествование содержит рассказ главного героя-путешественника и историю старца, которую в концовке герой решает не передавать читателям, говоря, что эта страшная тайна «остается до другого времени». В тексте повести мы будем выделять два уровня готического состояния: а) чувства, ощущения и переживания героев готического произведения; б) комплекс эмоций реципиента — читателя готики [5, с.73].

С самого начала произведения герою нужно преодолеть расстояние от Англии до России на корабле. Это путешествие удаляет его от понятного и привычного мира. Первая точка на пути героя — местечко Гревзенд, где происходит важное событие — встреча с незнакомцем, поющим печальную песню. Он описывается как худой и бледный молодой человек. Сравнение с привидением добавляет образу незнакомца мистический элемент, что соответствует канонам готической повести. Он как будто не относится к земному миру, ведь «чувства его были мертвы для внешних предметов; он стоял в двух шагах от меня, но не видал ничего, не слыхал ничего» [3].

Когда главный герой засыпает под шум волн, у читателя появляется впервые появляется чувство настороженности и неуверенность: а не продолжает ли герой спать и пересказывать свой сон о гревзендском незнакомце?

Меланхоличность образа неизвестного героя также относится к системе готических состояний. Об этом свидетельствует его неподвижный взгляд, обращенный к морю, и мелодия на гитаре, в которой он выражает свою душевную боль по поводу некой запретной любви. В его песне звучат мотивы сентиментализма. Человек бессилен против борьбы со своими чувствами, потому что сердце дано человеку природой, а она — священна

«Но кто, о сердце! Может

Противиться тебе?

Какой закон святее

Твоих врожденных чувств?

Какая власть сильнее

Любви и красоты?»

Меланхоличное настроение незнакомца и печальная мелодия вызывают в главном герое сочувствие к чужому горю: «Тут, по невольному внутреннему движению, хотел я броситься к незнакомцу и прижать его к сердцу своему, но капитан мой в самую сию минуту взял меня за руку…» [3].

Из-за внимания героя к этому незнакомому персонажу его образ производит чарующее впечатление, и читатель запоминает его, начинает испытывать сострадание и эмоционально вовлекается в произведение. Внезапное действие капитана и резкое отплытие корабля нагоняют на читателя ощущение недосказанности. Когда позже окажется, что этот персонаж связан с островом Борнгольм, читатель может испытать удивление, ведь в основе данного сюжетного поворота лежит образ судьбоносной, нечто значащей встречи.

Отдаление от суши в могучую бескрайнюю стихию погружает читателя в чувство одиночества. В море, где человек бессилен против природы, герой будто находится в другом мире, что вызывает чувство тревоги. Усиливает готическое состояние опасность острова Борнгольм, выражаемая в реплике капитана: «место опасное для кораблей; там мели и камни таятся на дне морском» [3]. Возникает ощущение, что к этому месту не стоит приближаться, что там таится нечто загадочное, не предназначенное для посторонних глаз, а как впоследствии узнает читатель, это — тайна гревзендского незнакомца. Рассказчик испытывает ужас, трепещет перед островом, который вызывает у него сравнение с образом смерти: «Он казался со всех сторон неприступным, со всех сторон огражденным рукою величественной натуры; ничего, кроме страшного, не представлялось на седых утесах. С ужасом видел я там образ хладной, безмолвной вечности, образ неумолимой смерти и того неописанного творческого могущества, перед которым все смертное трепетать должно» [3].

Таки образом, художественное пространство, в которое автор погружает читателя, во-первых, экзотическое, то есть диковинное и необычное по сравнению с сушей Англии, во-вторых, удалено географически и в-третьих, физически будто отделено от мира грозными скалами. По этим причинам возникает готическое состояние тревоги.

В основе готических произведений обычно лежит тайна, которую любопытный герой хочет разгадать. Он нарушает неписаные запреты и хрупкое равновесие между миром потусторонним и миром реальным. Как отметила в своей статье «Комплекс мотивов готического романа в сюжетной структуре русской повести» А. А. Полякова, «преступной оказывается сама жажда запретного знания, а также нарушение тайны отношений между двумя мирами» [6, с. 212]. У Карамзина главного героя «влечет» к берегам острова «неизъяснимая сила». Ощущение сверхъестественного нагнетает атмосферу, и читатель чувствует прилив адреналина, ведь ему вместе с героем хочется узнать тайну острова. Герой неоднократно движим в своих побуждениях именно любопытством, желанием понять, разгадать тайну и узнать, что кроется за мраком неизвестности. После тревожного сна герой, чтобы подышать свежим воздухом, через аллею выходит к холму, где видит дыру: «Непреодолимое любопытство влекло меня в сию пещеру, которая походила более на дело рук человеческих, нежели на произведение дикой натуры» [3].

Наступление ночи, закат солнца — это переход в другой, «темный мир», который связан с замком. Голос и эхо уже определенно пугают читателя. Он не понимает, откуда исходит звук, каким образом герой его слышит, то есть Карамзин не дает рационального объяснения ситуации. Попадая в замок, герой испытывает от неопределенности и необычности происходящего и окружающей обстановки ужас и предвкушение: «Все сие сделало в сердце моем странное впечатление, смешанное отчасти с ужасом, отчасти с тайным неизъяснимым удовольствием или, лучше сказать, с приятным ожиданием чего-то чрезвычайного» [3].

Готическое состояние отражается и на седовласом старце, лицо которого проникнуто печалью, как бы он ни старался дружелюбно улыбнуться герою. Эти черты добавляют образу персонажа загадочности, читатель начинает задумываться над причинами печального и горестного вида необычного героя. Возникает вопрос о его сущности и причинах уединения на острове: кто он такой и откуда? Что делает один в этом заброшенном полуразрушенном замке? Отсутствие ответов на эти вопросы приводит читателей к работе воображения, то есть сознание читателя самостоятельно усиливает саспенс [2].

В пустоте замка громкие звуки кажутся «страшными», а унылая атмосфера пустоты и мрака пугает героя, чьи ощущения также играют значимую роль и относятся к системе готических состояний. Он будто находится в агонии, ему кажется, что его грудь разрезают мечи, висевшие на стенах комнаты, он слышит гром, рев и свист. Он испытывает бурю эмоций, когда просыпается от кошмара. При чтении данной сцены читатель чувствует предсмертный ужас, ведь словосочетания «страшный гром», «ужасное крылатое чудовище» и глаголы «пол колебался», «окна тряслися», «двери стучали» передают жуткие и сюрреалистичные образы.

Предложение «Сердце все еще билось у меня от страшных сновидений, и кровь моя не переставала волноваться» передает физическое состояние героя, который не может сразу отойти от сновидения, и даже восстановить дыхание ему не удается тут же. Чувство опасности не покидает его, но затем облегчение одновременно накрывает и героя, и читателя. Представляя себя на месте героя, читатель испытывает практически тот же страх, а затем напряженная кульминация сна остается позади, и он спокойно выдыхает.

Образ страдающей заключенной женщины в черном платье (цвет платья соотносится с тайной героини и мраком острова), олицетворяющий «томную, бесконечную, всегдашнюю скорбь», вызывает сочувствие у читателя. Женщина просит героя не спрашивать о том, что с ней произошло и как она попала в темницу, и этот элемент тайны создает готическое состояние: «Ты, может быть, знаешь мою историю, но если не знаешь, то не спрашивай меня — ради Бога, не спрашивай!».. [3]

Далее следует восхищение рассказчика утренней природой: мрак и холод темницы контрастирует с живым и ярким пейзажем острова: «Вышедши из пещеры, не хотел я затворить железной двери, чтобы свежий, чистый воздух сквозь решетку проник в темницу и облегчил дыхание несчастной. Заря алела на небе, птички пробудились, ветерок свевал росу с кустов и цветочков, которые росли вокруг песчаного холма» [3]. Этот резкий переход вызван обостренным чувством красоты у главного героя и нужен для проникновения читателя в атмосферу, а также создания эмоциональных качелей при восприятии художественного пространства повести.

Мотив тайны проходит сквозь все произведение и остается до самой концовки, потому что даже в развязке повести читатель не узнает ответа на самую главную загадку, практически составляющую основу сюжета. Карамзин умело держит интригу и в конце вызывает чувство разочарованности, расстраивая читателя, что он не будет посвящен в самую интересную часть истории: «На сей раз скажу вам одно то, что я узнал тайну гревзендского незнакомца — тайну страшную!» [3].

Таким образом, использование системы готических состояний помогает Карамзину передать чувства главного героя и напугать читателя. Недосказанность и отсутствие рационального объяснения у происходящих событий, а также личные истории страдающих персонажей погружают читателя в размышления и вынуждают включать фантазию. Так читатель строит собственные предположения и догадки по поводу сюжетных поворотов, чем усиливает нагнетающее его чувство. Описанные Карамзиным состояния ужаса или меланхолии героев передаются читателю и держат его в саспенсе, который спадает в конце произведения.

Литература:

1. Бобина, Д. Н. Функции пейзажа в «Таинственных повестях» Н. М. Карамзина // Littera terra: Материалы X международной конференции молодых ученых, Екатеринбург, 03 декабря 2021 года. Вып. 16. Ч. 2. — Екатеринбург, 2022. — С. 31–38.
2. Груцина, М. А. О саспенсе в романтической готической литературе / М. А. Груцина // Актуальные проблемы переводоведения и лингводидактики в контексте межкультурного взаимодействия: Сборник научных статей Международной научно-практической конференции, Брянск, 17–19 сентября 2021 года. — Брянск: Брянский государственный университет имени академика И. Г. Петровского, 2021. — С. 34–39.
3. Карамзина Н. М. Остров Борнгольм // Карамзин Н. М. Сочинения в 2-х томах. Т. 1. Л.: «Художественная литература», Ленингр. отд-е, 1984. (https://ilibrary.ru/text/1230/p.1/index.html)
4. Кудреватых А. Н. Новаторство Н. М. Карамзина-психолога в повести «Остров Борнгольм» / А. Н. Кудреватых // Филологический класс. — 2013. — № 4 (34). — С. 46–52.
5. Пашкуров, А. Н., Гарипова Г. Р. Готические состояния в повести Ореста Сомова «Русалка» // Национальный стиль русской литературной классики: Материалы VI Межвузовской с международным участием научно-практической конференции, Москва, 02 апреля 2020 года. — М.: Московский городской педагогический университет, 2021. — С. 72–79.
6. Полякова, А. А. Комплекс мотивов готического романа в сюжетной структуре русской повести // Новый филологический вестник. — 2006. — № 2(3). — С. 211–215.