Статья посвящена анализу правовых и организационных проблем, связанных с внедрением информационных технологий в деятельность исполнительных органов государственной власти. Раскрываются ключевые нормативные, кадровые, инфраструктурные и социальные барьеры, препятствующие эффективной цифровой трансформации. Особое внимание уделено вопросам фрагментарности законодательства, недостаточной межведомственной координации, кадрового дефицита и цифрового неравенства. Обоснована необходимость кодификации цифрового законодательства, развития проектного управления и усиления механизмов публичного контроля.

Ключевые слова: цифровая трансформация, исполнительные органы, цифровое государство, платформа, нормативное регулирование, управление.

The article examines legal and organizational issues related to the implementation of information technologies in the activities of executive public authorities. It identifies key regulatory, personnel, infrastructural, and social barriers that hinder effective digital transformation. Particular attention is given to the fragmentation of legislation, insufficient interagency coordination, human resource shortages, and digital inequality. The study justifies the need to codify digital legislation, develop project management mechanisms, and strengthen public oversight in the context of digital governance.

Keywords: digital transformation, executive authorities, digital state, platform, legal regulation, governance.

Конституционная категория «единая система публичной власти», закрепленная в тексте Основного закона [1] после поправок 2020 года [2], придала проблематике цифровой трансформации исполнительных органов особое правовое измерение, поскольку именно региональные правительства выступают связующим звеном между федеральными установлениями и повседневной реализацией публичных полномочий. Так, правовое положение главы субъекта Российской Федерации, одновременно включенного в состав исполнительных органов и сохраняющего самостоятельный статус, обострило вопрос о четком распределении компетенций, что, в свою очередь, обусловило необходимость нормативного пересмотра процедур электронного межведомственного взаимодействия и закрепления базовых технических стандартов в законодательных актах субъектов [5]. В этих условиях цифровые технологии становятся не столько инструментом автоматизации, сколько фактором институционального обновления, поскольку требуют юридической фиксации новых обязанностей по защите персональных данных, кибербезопасности и публичной подотчетности. Таким образом, конституционные изменения выступили катализатором переосмысления роли исполнительной власти и обусловили переход от локальных экспериментов к системному правовому регулированию цифрового управления.

При этом действующая нормативная база, формирующаяся на пересечении федеральных законов об электронном документообороте, защите информации и национальной Стратегии развития информационного общества [3], демонстрирует фрагментарность, выражающуюся в отсутствии единого понятийного аппарата и дублировании процедур, что существенно затрудняет правоприменение в сфере электронных услуг. Действующее законодательство в сфере цифровизации сформировано несистемно, в результате чего межведомственный обмен данными осуществляется посредством разнородных протоколов, а статус государственных информационных систем зачастую определяется подзаконными актами, не согласованными между собой. А. Ф. Ноздрачев и А. Ю. Чесалов обоснованно указывают на необходимость кодификации цифрового законодательства, включая принятие федерального закона о платформенной архитектуре государственного управления, который закрепил бы единые правила API-взаимодействия и регламентировал процедуры проверки законности алгоритмов [7].

Организационный аспект цифровизации выявляет противоречие между традиционной иерархической моделью и актуальной сетевой парадигмой, требующей горизонтальной координации и сквозного проектного управления. Исторически ведомства формировались по отраслевому принципу, и каждая структура разрабатывала собственные информационные системы, что приводило к дублированию реестров и расхождению форматов данных; цифровые инициативы нередко запускались без учета единой архитектуры, что увеличивало транзакционные издержки и порождало зависимость от конкретных поставщиков. В новых условиях эффективность определяется способностью органов власти выстраивать межведомственные коммуникации в режиме реального времени, обмениваться аналитическими дэшбордами и синхронизированно реагировать на гражданские запросы, однако это возможно только при наличии четко регламентированных проектных офисов и унифицированных KPI [4, c. 94]. Отсутствие таких механизмов усиливает риски регрессии к «оцифрованной бюрократии», когда технологические решения лишь маскируют старые дисфункции. Следовательно, организационно-правовая модернизация должна сопровождаться внедрением методик управления изменениями и институционализацией цифровых комитетов, обладающих мандатом на устранение ведомственных барьеров.

Финансово-инфраструктурное измерение проблемы проявляется в неоднородности технической базы и зависимости регионов от федеральных субсидий, вследствие чего срок жизненного цикла оборудования и программного обеспечения существенно варьируется, порождая технологическое неравенство между центрами и периферией [10]. Обновление серверных мощностей, создание защищенных каналов связи и внедрение облачных решений требуют значительных капиталовложений, однако ограниченный объем собственных доходов субъектов нередко заставляет отказываться от долгосрочных проектов или переводить их в режим «пилотных», лишенных гарантированного финансирования. Одновременно остро стоит проблема цифрового неравенства населения: в сельских районах доступ к высокоскоростному Интернету и современным гаджетам остается низким, что препятствует реализации конституционного принципа равенства при получении государственных услуг. Все это усиливает нагрузку на региональные бюджеты, вынуждая искать формы публично-частного партнерства и сервисных контрактов, призванные распределить риски и обеспечить устойчивость инфраструктурных инвестиций [8]. Устранение данных асимметрий является условием формирования единого цифрового пространства страны.

Кадровый компонент трансформации занимает центральное место, поскольку дефицит квалифицированных ИТ-специалистов не только ограничивает эксплуатацию существующих систем, но и снижает скорость адаптации к новым технологическим вызовам. Как отмечает А. В. Савоськин, исполнительные органы сталкиваются с конкуренцией за персонал с частным сектором, предлагающим более привлекательные условия, и вынуждены формировать собственные центры компетенций, обеспечивать непрерывное повышение квалификации и вводить должности руководителей цифровой трансформации. Образовательные программы традиционно отстают от реальной динамики рынка, в результате чего на государственных служащих ложится нагрузка по освоению смежных дисциплин — от аналитики больших данных до кибербезопасности [9, c. 82]. В этих условиях правовое регулирование кадрового обеспечения должно предусматривать специальные механизмы стимулирования, включая карьерные треки и возможность гибридной занятости, иначе технологический разрыв между разработкой нормативных требований и их практической реализацией будет только увеличиваться. Таким образом, кадровая политика должна рассматриваться как ключевой элемент правовой системы цифрового управления.

Технологический аспект цифровой трансформации характеризуется внедрением сквозных платформенных решений, основанных на обработке больших данных, искусственном интеллекте и распределенном реестре, что ставит перед законодателем задачу установления надежных процедур валидации алгоритмов и механизмов аудита прозрачности. Развитие облачных инфраструктур и сервис-ориентированная модель «государство как услуга» переводят акцент с локальных информационных систем на единую экосистему, в которой обмен данными происходит через стандартизированные API, а взаимная аутентификация органов власти и граждан обеспечивается комплексными цифровыми идентификаторами. В результате правовое регулирование должно охватывать не только вопросы персональных данных, но и состояние «цифрового суверенитета», определяя допустимые режимы хранения и обработки информации на зарубежных платформах. Синхронизация технологических и юридических стандартов служит гарантией того, что высокий уровень автоматизации будет сочетаться с соблюдением принципа законности и защиты прав граждан.

Социальный аспект цифровизации выявляет необходимость формирования «цифрового доверия», без которого даже самые совершенные технические решения не обеспечат должного уровня вовлечения граждан в электронное взаимодействие. Опыт указывает, что каждая утечка данных или сбой сервиса серьезно подрывает легитимность цифровых услуг, а низкий уровень цифровой грамотности отдельных категорий населения препятствует равному доступу к возможностям электронного правительства [6]. Поэтому исполнительные органы должны инвестировать в программы популяризации, обучающие модули и каналы обратной связи, позволяющие гражданам не только получать информацию, но и участвовать в корректировке управленческих решений с помощью краудсорсинговых платформ и мобильных приложений. Правовое закрепление процедур общественного контроля, включая возможность обжалования алгоритмических решений, станет дополнительным стимулом для роста доверия. Таким образом, социальная составляющая оказывается неотделима от нормативной и организационной.

Итак, перспективы дальнейшего развития цифровой трансформации предполагают комплекс мер: кодификацию разрозненных норм в единую правовую систему, институционализацию проектных офисов с правом межведомственного арбитража, внедрение публично-частных партнерств для устойчивого финансирования и развитие программ цифровой инклюзии, обеспечивающих равный доступ населения к услугам. В условиях быстрорастущих угроз информационной безопасности требуется усилить нормативные гарантии защиты данных и ввести обязательные процедуры независимого аудита алгоритмов, использующих искусственный интеллект. Наконец, создание единой аналитической платформы с открытыми дэшбордами для органов власти, бизнеса и общества повысит прозрачность и позволит оперативно корректировать управленческие решения на основе объективных метрик. В совокупности эти меры призваны превратить цифровую трансформацию из набора разрозненных проектов в устойчивую стратегию развития публичной власти.

В заключение следует подчеркнуть, что исполнительная власть, оставаясь самостоятельным и функционально специфическим звеном системы разделения властей, приобретает новые атрибуты в цифровую эпоху: она функционирует в среде непрерывного обмена данными, опирается на алгоритмическую поддержку решений и взаимодействует с гражданами в режиме онлайн, тем самым расширяя границы публичного контроля. Результативность цифровой трансформации зависит от баланса трех взаимосвязанных факторов — нормативного, организационного и социального; при этом технологическая сторона играет обслуживающую роль, выступая проводником, но не заменой юридической и институциональной модернизации. Фрагментарность законодательства, кадровый дефицит, инфраструктурная неоднородность и дефицит цифрового доверия образуют комплекс вызовов, однако системный, «сквозной» подход, сочетающий правовое упорядочение, развитие компетенций и вовлечение граждан, способен обеспечить новое качество государственного управления. Следовательно, цифровизация исполнительных органов — это не одноразовая реформа, а долгосрочная стратегия, требующая постоянного научно-правового сопровождения и готовности к адаптации, чтобы сохранить эффективность и легитимность публичной власти в условиях стремительного технологического прогресса.

Литература:

1. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993 с изменениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 01.07.2020) // Официальный интернет-портал правовой информации URL: http://www.pravo.gov.ru, 04.07.2020.
2. Закон Российской Федерации о поправках к Конституции РФ от 14 марта 2020 г. № 1-ФКЗ «О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации и функционирования публичной власти» // СЗ РФ. — 2020. — № 11. — Ст. 1416.
3. Указ Президента Российской Федерации от 09.05.2017 № 203 «О Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017–2030 годы» // СЗ РФ. — 2017. — № 20. — Ст. 2901.
4. Добролюбова Е. И. Цифровая трансформация государственного управления: оценка результативности и эффективности: монография / Е. И. Добролюбова, В. Н. Южаков, А. Н. Старостина. — М.: Дело (РАНХиГС), 2021. — 234 с.
5. Ибрагимов О. А. Конституционно-правовые проблемы организации исполнительной власти субъектов Российской Федерации в единой системе публичной власти / О. А. Ибрагимов // Конституционное и муниципальное право. — 2022. — № 12. — С. 41–45.
6. Масланов Е. В. Политический потенциал цифровых технологий // Философия. Журнал высшей школы экономики. — 2023. — № 3. — URL: https://cyberleninka.ru/article/n/politicheskiy-potentsial-tsifrovyh-tehnologiy (дата обращения: 08.13.2025).
7. Ноздрачев А. Ф. О законодательных основах реализации федерального проекта «Цифровое государственное управление» (положения de lege lata и предложения de lege ferenda) / А. Ф. Ноздрачев // Административное право и процесс. — 2024. — № 5. — С. 3–16.
8. Окутина Н. Н. К вопросу о соразмерности финансовых ресурсов органов местного самоуправления их полномочиям (на примере Ульяновской области) / Н. Н. Окутина // Муниципальная служба: правовые вопросы. — 2022. — № 2. — С. 26–28.
9. Савоськин А. В. Обращения граждан в Российской Федерации (конституционно-правовое исследование): диссертация... доктора юридических наук / А. В. Савоськин. — Екатеринбург, 2019. — 482 с.
10. Суркова И. С. О соотношении институтов сообщений и обращений граждан / И. С. Суркова // Академический юридический журнал. — 2023. — Т. 24. — № 3 (93). — С. 315–320.
11. Чесалов А. Ю. Цифровая трансформация / А. Ю. Чесалов. — М: Издательские решения, 2023. — 346 с.