В статье рассматриваются изменения в государственной политике СССР по отношению к Русской православной церкви в контексте Великой Отечественной войны. Анализируются особенности взаимодействия церковных и светских властей, трансформация религиозной жизни в условиях оккупации и последующего освобождения оккупированных территорий. Анализ исторического материала позволяет раскрыть некоторые особенности церковной политики местной советской власти в 1941–1945 гг., ее отношений с правящими архиереями Курско-Белгородской епархии, состояние научно-атеистической пропаганды.
Ключевые слова : Великая Отечественная война, Русская православная церковь, Курско-Белгородская епархия, религиозная политика, атеистическая пропаганда.
До 1941 года государственная политика Советского Союза по отношению к Русской православной церкви (РПЦ) характеризовалась систематическим преследованием духовенства, закрытием храмов и антирелигиозной пропагандой.
Вскоре после начала оккупации г. Курска в ноябре 1941 г., по инициативе курского духовенства, начали открываться сохранившиеся храмы, где возобновились богослужения. Немецкая администрация не препятствовала этому, полагая, что священнослужители будут работать на них, восхваляя «достижения» вермахта и Гитлера. Однако произошло обратное. В церквях, пусть и с осторожностью, начала разворачиваться патриотическая деятельность, в которую были вовлечены как священники, так и прихожане. [5, с. 123]
Более того, значительное число священнослужителей оказывало содействие партизанам, военнопленным и нуждающимся. Священники укрывали отставших при отступлении от частей красноармейцев, сбежавших из лагерей военнопленных, вели патриотическую работу среди населения, сами вступали в ряды антифашистских отрядов. Десятки их были награждены медалью «Партизану Великой Отечественной войны».
В докладе Г. Карпова говорится, что в Курской области священник Говоров скрывал у себя сбежавших из фашистского плена летчиков и помог им перейти к своим, а протоиерей Семыкин не только помогал пленным красноармейцам, но и после прихода советских войск мобилизовал население для дежурства и ухода за ранеными в полевом госпитале. [5, с. 124]
Уже в ноябре 1941 года в самом Курске действовали 7 храмов, а по всей области их насчитывалось свыше сотни. Важно подчеркнуть, что лишь немногие представители духовенства пошли на сотрудничество с захватчиками. Подавляющее большинство испытывало к ним враждебность, и «очень активно шло возрождение религиозной жизни во всем Центрально-Черноземном районе.
Английский корреспондент А. Верт, побывавший в городах Центрального Черноземья после их освобождения, писал: «Церкви стали центрами русицизма вопреки ожиданиям немцев, что церкви превратятся в очаги антисоветской пропаганды». [1, с. 501]
Одним из наиболее ощутимых сдвигов, вызванных войной в религиозной жизни оккупированных регионов, стало массовое возобновление ранее закрытых приходов. Подобный курс немецкие власти реализовывали с целью стимулирования антисоветских настроений в населении. С конца 1941 года храмы стали открываться стихийно, в частности, в Курской области открыли двери для прихожан 37 церквей. К началу 1945 года на территории региона функционировали 303 церковных учреждения и молитвенных дома (в то время как до войны их насчитывалось всего 3). Изначально этот процесс развивался без участия централизованных структур СССР, не имевших доступа к управлению оккупированными территориями. Тем не менее, и после освобождения западных районов страны культовые объекты продолжили функционировать, при этом их деятельность получила официальную регистрацию, что стало одним из ключевых успехов обновлённой религиозной политики сталинской эпохи.
Нормативное оформление изменений в государственно-церковных взаимоотношениях произошло в 1943 году. В октябре этого же года с целью координации взаимодействия между государственным аппаратом и Московской патриархией, а также для проведения конфессиональной политики, был создан специализированный орган — Совет по делам Русской православной церкви при Совете народных комиссаров СССР, председателем которого стал Г. Г. Карпов. На региональном уровне функции представительства осуществляли уполномоченные совета; в Курской области до 1947 года эту должность занимал В. Ефремов. С одной стороны, деятельность совета способствовала определённой упорядоченности взаимоотношений между государственными структурами и религиозными объединениями; Карпов пресекал злоупотребления со стороны местной администрации и уполномоченных, а также нарушения прав верующих и проявления неуважения к их чувствам. В то же время Совет исполнял надзорные функции в отношении религиозной сферы, что обусловило значительную зависимость РПЦ от государственной политики и любых её трансформаций.
Одним из ключевых направлений деятельности совета в военный период стало рассмотрение обращений граждан с просьбами об открытии культовых сооружений и принятие соответствующих решений. Стихийное возобновление функционирования значительного числа храмов побудило государственные органы к стремлению регулировать данный процесс уже в правовом поле. Постановление СНК от 28 ноября 1943 г. «О порядке открытия церквей» устанавливало сложную, многоуровневую процедуру рассмотрения заявлений от религиозных общин. До утверждения этого документа, 13 октября, Г. Г. Карпов провёл беседу с первым заместителем председателя СНК В. М. Молотовым, в ходе которой последний указал на необходимость строго контролировать регистрацию молитвенных помещений: «…открыть в некоторых местах придется, но нужно будет сдерживать. Решение же вопроса за правительством» [4, с. 213].
Хотя И. В. Сталин изначально придерживался непоследовательной религиозной линии, определённые улучшения в отношениях между церковью и государством всё же ощущались. После окончания войны множество представителей духовенства Русской православной церкви были удостоены различных наград. В частности, 9 священнослужителей Курско-Белгородской епархии были выдвинуты к награждению медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». [3, с. 9]. Церковным структурам было разрешено организовывать благотворительные мероприятия. Так, после завершения военных действий епископ Курский и Белгородский Питирим (Свиридов) обратился к настоятелям приходов и церковным советам с призывом активизировать патриотическую работу, побуждая прихожан оказывать помощь раненым, вдовам и детям, потерявшим родителей во время войны, а также направлять средства из церковных бюджетов на данные нужды. Сам архиерей пожертвовал 50 тыс. рублей от имени Курского свечного завода [2, с. 259].
Учитывая всё вышеизложенное, можно заключить, что в Курской области сложилась относительно стабильная и конструктивная модель взаимодействия между представителями светской власти и духовенством Русской православной церкви. Епархиальным архиереям в целом удавалось находить общий язык с уполномоченными Совета по делам РПЦ.
Особое значение в жизни церкви всегда имела деятельность монастырей. В последние годы войны, в 1944–1945 гг., местные власти проводили достаточно жёсткую линию по отношению к монашеским обителям и насельникам. Вместе с тем монастыри представляли для государства определённую ценность как важные производственные хозяйства, обеспечивающие продовольствием страну, испытывающую острую нехватку ресурсов. В связи с этим 29 мая 1946 г. Совет министров утвердил постановление «О православных монастырях», в котором было определено правовое и экономическое положение монашеских общин РПЦ. Ряду обителей были возвращены ранее конфискованные земли.
Великая Отечественная война, ставшая серьёзным испытанием для всего населения СССР, способствовала возрождению церковной деятельности в стране. Руководствуясь совокупностью факторов как внешнеполитического, так и внутреннего характера, И. В. Сталин пошёл на значительные компромиссы в отношении Русской православной церкви. К завершению войны Церковь получила ряд юридических полномочий, был избран Патриарх — Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Сергий (Страгородский). Однако его патриаршее служение оказалось краткосрочным. После его смерти в мае 1944 года участники Поместного собора (31 января — 2 февраля 1945 г.) избрали Патриархом Московским и всея Руси митрополита Ленинградского Алексия (Симанского).
Литература:
- Верт А. Россия в войне 1941–1945 гг. — М., 1967.
- Жуков В. И., Беспарточный Б. Д., Черкашин М. Д., Юрковецкий В. И. История религиозного призрения. — М., 2002.
- Из истории храмов Курской епархии. Обоянский и Суджанский районы / под ред. В. Л. Богданова, М. М. Литвиновой — Курск, 2008.
- Поспеловский Д. В. «Осень Святой Руси». Сталин и Церковь: «конкордат» 1943 г. и жизнь Церкви: докл. на междунар. конф. в Бозе (Италия). — Церк.-ист. вестн. 2000. № 6, 7.
- Шкаровский М. В. Русская Православная церковь при Сталине и Хрущеве — М. 1999.
