30–50 годы ХХ века стали эпохой крупномасштабных переименований населенных пунктов и природных объектов, расположенных на территории бывшей Северо-Восточной Пруссии (современной Калининградской области). Первая их волна была осуществлена в 1938 году гитлеровским руководством; вторая начата новым советским правительством сразу после окончания Великой Отечественной войны и завершена им к 1950 году.

Общеизвестно, что в обоих случаях кампании по переименованию были инициированы после смены власти в регионе. Однако между двумя волнами можно заметить и крайне важное, с точки зрения его влияния на сам процесс проведенных топонимических преобразований, мотивационное различие: целью национал-социалистов являлась германизация многочисленных названий балтийского (то есть древнепрусского и древнелитовского) происхождения, а потому бóльшая часть природных объектов (155 из 247 оказавшихся в нашей выборке при работе с архивными источниками [1] и картографическими материалами [2], [3]) была сохранена, в то время как преобразования второй волны были сопряжены с тотальной сменой национального состава местного населения, что привело к полному переименованию рек, озер, урочищ, лесов и разнообразных форм рельефа Калининградской области.

С другой стороны, обе рассматриваемые кампании отличаются высоким уровнем произвольности при выборе новых названий природных объектов. Так, в период второй волны авторы новых номинаций непоследовательно учитывали фонетическое сходство между исходными топонимами и словами своего рабочего языка. В частности, если трансформации Sassup = прусское «заячья река» àЗасыпка или Narpe = балтийское «река для ныряния» à Нерпа основаны на подобных аллюзиях, то при заменах Gubehnen = балтийское «множество стогов сена» à Оленино или Medlauk = прусское «лесное поле» à Мокрый современные имена почему-то не образованы от напоминающих балтийские оригиналы русскоязычных слов типа «губа» или «медленный».

Точно так же в период первой волны, провозглашенной пуристической по своей сути, непоследовательно переименовывались не только балтийские природные объекты (см. Auxinne = прусское «золотая» à Goldflieβ = немецкое «золотой поток»), но и многие водоемы с немецкими наименованиями (Schaltgraben = немецкое «бранная канава» à Gudwaller Flieβ = немецкое «Гудвалленский поток», где Гудваллен — близлежащий населенный пункт). Еще одним маркером произвольности данной волны стало предпочтение различных типов соответствия между новыми топонимами и исходными топонимами с одинаковой структурой. Например, корневые гидронимы могли как оставаться непереименованными (Agnit = прусское «активный»), так и заменяться на немецкоязычные лексические единицы с учетом изначальной формы или семантики («согласованные переименования» типа Warsze = литовское «плотина» à Баржа) либо без такого учета («независимые переименования» по модели Zwione = литовское «рыбья чешуя» à Milchbude = немецкое «молочная комнатка»).

Использованием двух последних типов соответствия характеризуется, кроме того, и вторая волна переименований. Другое дело, что, в отличие от первой волны, в ходе которой доля независимых топонимических преобразований была минимальной (41 случай), в рамках второй волны независимые переименования составили большинство от всех произведенных в то время трансформаций (142 случая).

В основу новых наименований, отобранных без учета исходных топонимов, и в 30-е, и в 40–50-е годы ХХ века клались, как правило, сходные семантические признаки. В их роли выступали, в частности:

-          внешний вид природного объекта (обычно его форма): Schillingsee = немецкое «озеро в форме шиллинга» и Sternberg = немецкое «гора-звезда» для первой волны; река Завитая и канава Продольная для второй волны;

-          соотнесенность с тем или иным водоемом: Rungelwiesen = немецкое «луга на реке Рунгель» и Tawer Wiesen = немецкое «луга на реке Таве» для первой волны, урочище Баржа (расположенное на берегу реки Баржа) и канал Немонинский (сообщающийся с рекой Немонинкой) для второй волны;

-          фауна окружающей местности: Bärengraben = немецкое «медвежья канава» и Rossbach = немецкое «конский ручей», канава Лещевка и озеро Конское;

-          местоположение природного объекта в широком смысле этого слова: Ostfluss = немецкое «восточная река» и Grenzhofer Bach = немецкое «ручей в приграничном дворе», урочище Южное и лес Дальний.

Вместе с тем иногда при ранжировании доминирующих семантических признаков независимых номинаций проявляются кардинальные различия двух кампаний по переименованию. Так, признак «флора окружающей местности» занимает первую по частотности позицию в период первой волны (см.: Waldbach = немецкое «лесной ручей», Rosengraben = немецкое «канава с розами»), но оказывается шестым время второй волны (река Осинка, гора Дубка). Признак «рельеф окружающей местности», в свою очередь, при нацистских топонимических трансформациях становится седьмым (Schluchtbach = немецкое «ручей в овраге», Lehmgraben = немецкое «глиняная канава»), а при советских — вторым среди наиболее частотных семантических признаков (река Нагорная, гора Овражная).

Более того, при подробном рассмотрении предпочитаемых инициаторами независимых переименований семантических признаков обнаруживаются глубинные расхождения в особенностях их реализации. Например, в 1930-е годы соотнесенность природного объекта с населенным пунктом предполагала, прежде всего, отсылку к какой-либо прусской деревне (Mittenfelder Fluss = немецкое «река поселка Миттенфельде», Rautenburger Graben = канал в поселке Раутенбург»). В 1940–50-е годы, однако, речь шла уже не только о местных поселениях (река Гвардейская, лес Большаковский), но зачастую и о городах и республиках любой точки Советского Союза, население которых постепенно прибывало во вновь образованную Калининградскую область (урочище Белорусское, урочище Измайловское).

Еще одна иллюстрация — реализация семантического признака «личное имя». В первую волну природные объекты называли практически без исключений в честь исторически неконкретных людей (Siedelberg = немецкое «гора Зиделя», Karlswald = немецкое «лес Карла»). Во время второй волны реки и озера нередко получали имена вполне определенных личностей — в первую очередь участников Великой Отечественной войны (река Матросовка, урочище Берзарино), затем следовали деятели русского искусства типа композитора А. К. Глазунова (урочище Глазуново). Интересно отметить, что, вопреки сложившемуся общественному мнению, в материале нашего исследования представлен лишь один независимо отобранный топоним, прославляющий советского политического деятеля — река Ульяновка.

В целом те семантические признаки, с которыми работали советские инициаторы переименований, можно считать более разнообразными, чем во времена развития нацистского пуризма. К числу наиболее частотных из свойственных только второй волне признаков относятся:

-          качественный состав природного объекта (лес Сухой, озеро Чистое);

-          функция природного объекта (река Промысловая, гора Дозор);

-          оценка природного объекта, причём почти всегда положительная (река Славная, гора Спокойная).

Что касается согласованных переименований, то в период первой волны мы зафиксировали 51 их пример, а в период второй — 105 примеров, причем инициаторы анализируемых кампаний применили ряд общих способов согласования исходных и новых топонимов, таких как:

-          уже упомянутая нами аллюзия: Stirtup = литовское «замершая река» à Stirngraben = немецкое «лобовой канал», Strius = литовское «бегущая» à Strige = латинское «ушастая сова» и Gribescher = прусское «низинный канал в дельте реки» à канал Грибов,Bombull = прусское «мячик» à гора Бомба;

-          полный или частичный перевод изначального имени природного объекта: Malun-Bach = прусское «мельница» + немецкое «ручей» à Mühlenbach = немецкое «мельничный ручей», Petischken = прусское «плоская чаша» à Flachdorf = немецкое «плоская деревня» и Groβer See = немецкое «большое озеро» à озеро Большое, Breiter Graben = немецкое «широкая канава» à канава Широкая;

-          соотнесенность согласуемых топонимов с одними и теми же населенными пунктами или природными объектами, которые чаще всего также подвергаются переименованию: Schinkuhner Flieβ = немецкое «Шинкуненский поток» à Schenkenhagener Flieβ = немецкое «Шенкенхагенский поток», Schittkehmer Flieβ = немецкое «Шитткеменский поток» à Wehrkirchener Flieβ = немецкое «Веркирхенский поток» и Wehlauer Stadtforst = немецкое «лес города Велау» à лес Знаменский, Forst Waldhausen = немецкое «лес поселка Вальдхаузен» à лес Бережковский;

-          соотнесенность исходных и новых номинаций с одинаковыми тематическими областями: Almonis = литовское «быстрая река» à Moorbach = немецкое «болотистая река» (тематическая область «качество воды»), Schillup = прусское «река в вересковой пустоши» à Fichtenflieβ = немецкое «еловая река» (тематическая область «флора») и Auxinne = прусское «золотая» à река Голубая (тематическая область «цвет воды»), Luder-Graben = немецкое «зыбкая канава» à канава Озерная (тематическая область «качество воды»).

Как и семантические признаки, на базе которых мы описывали независимые переименования природных объектов в 30–50-е годы ХХ века, способы согласования топонимов в сравниваемые временные периоды ранжируются совершенно по-разному. В частности, первичным способом согласования в период первой волны являлась аллюзия, а в период второй ее место занял перевод.

Помимо перечисленных простых способов согласования имен природных объектов, в обеих кампаниях по переименованию несколько раз использовались усложненные операции на установление топонимических соответствий. Например, нацистское руководство широко внедряло перевод, осложненный добавлением компонентов (Auxinne = прусское «золотая» à Goldflieβ = немецкое «золотая река»), и осложненные аллюзии (Kerstuppe = прусское «река дровосеков» à Kerbbach = немецкое «ручей-распил», где аллюзия дополнена одинаковой тематической соотнесенностью слов); а советское правительство предпочитало осложнять перевод за счет заимствования отдельных компонентов исходных лексем (Alter Pregel = немецкое «старый» + прусское «глубокое место» à Старая Преголя).

Некоторые из способов исследуемого согласования были индивидуальными для каждого из двух этапов. Применительно к первой волне в качестве специфичных необходимо рассматривать (в порядке убывания частотности случаев реализации):

-          замены компонентов: Döbenteich = прусское «глубоко в лесу» + немецкое «пруд» à Hauptteich = немецкое «главный пруд», Opelusgraben = литовское «канава с водой» à Rosengraben = немецкое «канава с розами»;

-          структурные преобразования: Forst Friedrichstein = немецкое «лес Фридрихштайн» à Friedrichsteiner Forst = немецкое «Фридрихштайнский лес», Eichwalder Forst = немецкое «Айхвальдский лес» à Forst Eichwald = немецкое «лес Айхвальд»;

-          опущения компонентов: Raging-Flieβ = прусское «выдающийся вперед» + немецкое «поток» à Raging = прусское «выдающийся вперед», Loye-Flieβ = индоевропейское «болото» + немецкое «поток» à Loye = индоевропейское «болото»;

-          добавления компонентов: Rucken = литовское «туман» à Ruckenhagen = неясная основа + немецкий топонимический суффикс со значением «место», Kaiser = немецкое «император» à Kaiserdamm = немецкое «императорская дамба».

В период второй волны вводятся такие, ранее не использованные, согласованные трансформации как:

-          псевдоперевод, причиной которого является ошибочное толкование авторами новых номинаций внутренней формы исходных топонимов: Russengraben = немецкое «канава из сажи» à канава Русская, Golle-Bach = лужицкое «лысый» + немецкое «ручей» à ручей Золотой;

-          ассоциативные названия, суть которых заключается в приблизительной передаче семантики изначальных имен природных объектов: Kuttgraben = немецкое «монашеская ряса» + «канава» à канава Монастырская, Kapuzinerberg = немецкое «гора капуцинов» à гора Монах;

-          простые заимствования гидронимов: Deime à река Дейма, Scheschuppe à река Шешупе.

Тем не менее общее количество способов согласованного переименования в ходе первой кампании оказывается более впечатляющим и составляет 10 против 7 в период второй волны переименований.

Таким образом, наш сравнительный анализ продемонстрировал наличие как ощутимых сходств, так и существенных различий между деятельностью нацистских пуристов и активностью нового, советского населения бывшей Северо-Восточной Пруссии в сфере трансформации обозначений природных объектов. В сфере ойконимики мера общности двух волн была, как выяснилось, значительно выше.

Литература:

1.                  Решение Облисполкома № 560 от 31.12.1947 г. // Материалы Государственного архива Калининградской области 297.1.23.

2.                  Карты Пруссии до переименования 1938 года // http://ostpreussen.kulomzin.ru/

3.                  Карты Пруссии после переименования 1938 года // http://www.posselt-landkarten.de/