Введение
В условиях современной неопределённости и высокой психоэмоциональной нагрузки способность к эффективной саморегуляции становится ключевым ресурсом психического благополучия. Однако регуляторный потенциал личности не является статичным — он трансформируется в онтогенезе. Особенно выраженные изменения происходят при переходе от молодого взрослого возраста к зрелости, что связано с трансформацией мотивационной сферы, жизненного опыта и механизмов совладания. В данной статье акцент сделан не на эффективности тренингов, а на теоретико-эмпирическом анализе возрастной специфики саморегуляции, что имеет значение для практики индивидуализированной психологической помощи.
Теоретические основы возрастной динамики саморегуляции
В отечественной психологии концепция индивидуального стиля саморегуляции (ИСС), разработанная В. И. Моросановой, рассматривает саморегуляцию как системное личностное свойство, включающее когнитивные, мотивационные и эмоциональные компоненты [1]. ИСС включает следующие шкалы: планирование, моделирование, программирование, оценивание, гибкость, надёжность, настойчивость.
Согласно онтогенетической логике, развитие этих компонентов неравномерно. Так, гибкость как способность к быстрой перестройке поведения достигает пика в молодости, тогда как оценивание и настойчивость — в зрелом возрасте, что связано с накоплением рефлексивного опыта и чёткостью жизненных целей [2].
Эмпирические данные: сравнение двух возрастных групп
В рамках пилотного исследования были обследованы две группы (по 10 человек каждая):
Группа 1: 19–45 лет (молодые взрослые),
Группа 2: 45–63 года (зрелые взрослые).
Использована методика «Стиль саморегуляции поведения — ССП-2020» (В. И. Моросанова). Результаты (до тренингов) представлены в таблице 1.
Таблица 1
|
Шкала |
Группа 1 |
Группа 2 |
|
Планирование |
11,6 |
11,7 |
|
Моделирование |
10,6 |
13,2 |
|
Программирование |
14,6 |
15,7 |
|
Оценивание |
10,0 |
11,6 |
|
Гибкость |
9,6 |
9,2 |
|
Настойчивость |
12,3 |
14,0 |
|
Общий уровень |
86,6 |
85,1 |
Как видно из данных, зрелые участники превосходят молодых по таким параметрам, как моделирование, оценивание и настойчивость, что свидетельствует о более развитой способности к прогнозированию, рефлексии и устойчивости в достижении целей. В то же время молодые взрослые демонстрируют большую гибкость, что отражает их адаптивный потенциал в условиях нестабильности.
Практические выводы
Выявленные особенности имеют прямое значение для практики:
Для молодых взрослых целесообразно развивать когнитивно-регуляторные функции: умение ставить реалистичные цели, прогнозировать последствия, оценивать результаты.
Для зрелых взрослых — акцент на поддержке мотивационных ресурсов, профилактике истощения и работе с самокритичностью (уровень по шкале «негативная самооценка» в группе 2–13,0 баллов).
Возраст как фактор трансформации регуляторной архитектуры личности
Важно отметить, что возрастные различия в саморегуляции не сводятся лишь к «недостатку» у молодых или «преимуществу» у зрелых. Речь идёт о качественном переструктурировании регуляторной архитектуры личности в процессе онтогенеза. В молодом взрослом возрасте саморегуляция чаще носит поисковый, экспериментальный характер, основанный на пробе, гибком реагировании и адаптации к новым условиям. В зрелом же возрасте она трансформируется в более структурированную и осмысленную форму, опирающуюся на устойчивую систему личностных ценностей, жизненного опыта и целостного видения собственного пути. Молодые взрослые чаще сталкиваются с задачами идентичности, профессионального самоопределения и построения близких отношений — отсюда их чувствительность к социальной изоляции и неопределённости. Зрелые взрослые, напротив, уже прошли этап идентификации и сосредоточены на поддержании стабильности, реализации ответственности («даю опору другим») и передаче опыта — что объясняет их устойчивость к эмоциональным потрясениям, но уязвимость к хроническим перегрузкам.
Кроме того, в рамках отечественной психологической традиции (Ананьев, 2001; Выготский, 2004) подчёркивается, что с возрастом происходит трансформация высших психических функций, связанная с усложнением внутреннего плана действия и усилением роли осознанного контроля. В концепции В. И. Моросановой (2015, 2019) это находит отражение в развитии таких компонентов саморегуляции, как «оценивание результатов» и «настойчивость», которые требуют зрелой рефлексивной позиции и устойчивой мотивационной основы. Таким образом, возрастные различия в стиле саморегуляции могут рассматриваться не только как психологические, но и как проявление онтогенетического созревания регуляторных механизмов личности. Таким образом, при разработке психологических программ важно учитывать не только поверхностные различия в баллах по шкалам, но и глубинную регуляторную логику, связанную с возрастным этапом. Например, для молодых взрослых эффективны техники, развивающие рефлексию и прогнозирование (журналирование, когнитивное переосмысление), тогда как для зрелых — методы, направленные на ресурсную реинтеграцию (биографическая работа, осмысление жизненного опыта, практики благодарности).
Этот подход позволяет перейти от универсальных «тренингов саморегуляции» к онтогенетически обоснованной психокоррекции, учитывающей не только индивидуальные, но и возрастные закономерности развития личности.
Заключение
Саморегуляция — это не просто навык, а онтогенетически развивающаяся система. Возрастные различия в стиле саморегуляции отражают не «лучше/хуже», а разные стратегии адаптации: молодые опираются на гибкость и открытость, зрелые — на стабильность и опыт. Учёт этих особенностей позволяет повысить точность и эффективность психологических вмешательств, ориентируя их на реальные регуляторные ресурсы клиента.
Литература:
- Моросанова В. И. Диагностика саморегуляции человека. — М.: Когито-Центр, 2015. — 304 с.
- Выготский Л. С. Психология развития человека. — М.: Смысл, 2004. — 576 с.
- Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. — СПб.: Питер, 2001. — 304 с.
- Бодров В. А. Психология стресса и саморегуляции. — М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2006. -288 с.
- Лазарус Р. С. Теория стресса и психофизиологические исследования. — М., 1993. — 123 c.

