1. Актуальность исследования

Динамичное развитие информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) коренным образом изменило ландшафт современной преступности. Традиционные криминологические категории и методы анализа зачастую оказываются недостаточными для понимания новых форм противоправной деятельности в киберпространстве. Центральным концептом в осмыслении этого феномена становится фигура киберпреступника. Однако содержание этого понятия остается предметом острых научных дискуссий, что создает значительные трудности как для теоретического осмысления киберпреступности, так и для практической работы правоохранительных органов [1, с. 15]. Неоднозначность определения, размытость критериев отнесения индивидов к данной категории и сложность атрибуции действий в цифровой среде подчеркивают насущную потребность в криминологическом анализе эволюции и дискуссионных аспектов понятия «киберпреступник».

2. Проблема исследования и цель

Основная проблема заключается в значительном расхождении подходов к определению и классификации киберпреступников в научной литературе и правоприменительной практике. Это приводит к фрагментации знаний, затрудняет разработку эффективных профилактических стратегий и мер уголовно-правового воздействия. Целью настоящего исследования являются анализ исторической эволюции понятия «киберпреступник» в криминологии и выявление ключевых дискуссионных вопросов, связанных с его содержанием, классификацией и атрибуцией в современных условиях.

3. Эволюция понятия «киберпреступник»

Исторически понятие «киберпреступник» формировалось параллельно с развитием компьютерных технологий и осознанием их криминогенного потенциала.

Ранний этап (1970–1980-е гг.): хакер как прототип. Первоначально внимание фокусировалось на фигуре хакера — технически одаренного индивидуума, проникающего в компьютерные системы из любопытства, исследовательского интереса или для демонстрации своих навыков [2, с. 7–8]. Такие преступления (часто несанкционированный доступ) воспринимались скорее как «шалости» или акты вандализма в цифровой среде, а их исполнители — как маргинальные, но не обязательно криминальные по своей сути личности. Криминологический анализ на этом этапе был ограниченным.

Этап коммерциализации и криминализации (1990–2000-е гг.): от хакера к киберпреступнику. Широкое распространение интернета и электронной коммерции привело к резкому росту корыстных преступлений (мошенничество, кража данных, вымогательство). Фигура хакера трансформировалась в фигуру киберпреступника ( cybercriminal ), чья деятельность преимущественно ассоциируется с финансовыми мотивами и нанесением материального ущерба [3, с. 45]. Появляются первые попытки классификации, основанные на типе совершаемых деяний (например, разделение на хакеров, кардеров, кибертеррористов). Внимание криминологов смещается на организованные группы и транснациональный характер преступлений.

Современный этап (2010-е гг. — настоящее время): диверсификация и комплексность. Современное понимание термина «киберпреступник» значительно усложнилось: к традиционным финансовым мотивам добавились политические (хактивизм, государственный спонсированный шпионаж и саботаж), идеологические (кибертерроризм), социальные (троллинг, кибербуллинг, распространение дезинформации с целью дестабилизации) и даже личные (месть) [4, p. 102]. Происходит размывание границ между:

— «традиционными» преступниками, использующими ИКТ как инструмент (например, для торговли наркотиками через даркнет);

— «чистыми» киберпреступниками, чья деятельность возможна только в цифровой среде (создание и распространение вредоносного ПО);

— «внутренними угрозами» (инсайдерами);

— государственными акторами.

Криминология переходит от узкотехнических определений к комплексным моделям, учитывающим социальный контекст, психологические характеристики, организационные структуры и мотивационный спектр [5, с. 32].

4. Дискуссионные аспекты понятия «киберпреступник» в современной криминологии

Несмотря на эволюцию, рассматриваемое понятие остается предметом активных дискуссий.

Актуальна проблема терминологической неоднозначности: отсутствует единое общепринятое определение понятия «киберпреступник» в криминологии и праве. Термины «компьютерный преступник», «интернет-преступник», «цифровой преступник» часто используются как синонимы, что создает путаницу [6, с. 88]. Ключевой вопрос таков: «На чем необходимо делать акцент: на технологии как основном инструменте совершения преступления (узкий подход) или на фигуре преступника, использующего цифровые технологии в своей деятельности (широкий подход)?» Широкий подход критикуют за размывание специфики киберпреступности, узкий — за недооценку гибридных форм.

1. Дискуссии о классификации и типологиях: существующие типологии киберпреступников часто фрагментированы и основаны на разных критериях. Среди них:

— по техническим навыкам: от «скрипт-кидди» (script kiddies), использующих готовые инструменты, до высококвалифицированных разработчиков эксплойтов [2, с. 25];

— по мотивации: финансовая выгода, идеология/политика (хактивисты), реваншизм/месть, получение статуса в сообществе, шпионаж, саботаж [3, с. 78; 4, p. 115];

— по уровню организации: одиночки, неформальные группы, строго иерархические организованные преступные группы (ОПГ), спонсируемые государством структуры [7, с. 54].

Критики указывают на условность таких классификаций, так как один индивид или группа могут действовать в разных ролях, руководствуясь разной мотивацией. Актуальна дискуссия о необходимости разработки многомерных типологий, интегрирующих различные критерии [5, с. 41].

2. Дискуссия о мотивации: традиционные криминологические теории (теория аномии, теория дифференциальной ассоциации, теория рационального выбора и др.) требуют адаптации к киберсреде [1, с. 28; 8, с. 91]. Особое внимание уделяется:

— роли деиндивидуализации и воспринимаемой анонимности в киберпространстве, снижающих чувство ответственности и страх разоблачения;

— специфике криминогенного влияния онлайн-сообществ (форумы, даркнет-маркетплейсы), где происходит передача знаний, норм и оправдательных идеологий;

— сложности применения концепции рационального выбора при оценке мотивов хактивистов или инсайдеров, движимых идеологией или обидой.

3. Проблема атрибуции и транснациональности: одна из самых острых проблем — установление реального исполнителя киберпреступления из-за использования анонимизирующих технологий, прокси-серверов, поддельных IP-адресов и трансграничного характера атак [7, с. 61]. Это представляет не только практическую сложность для следствия, но и теоретическую проблему для криминологии: как достоверно изучать популяцию, которую крайне сложно идентифицировать? Транснациональность ставит под вопрос применимость национальных криминологических моделей.

5. Выводы

Проведенный анализ позволяет констатировать:

1. Понятие «киберпреступник» претерпело значительную эволюцию — от узкой ассоциации с технически одаренными хакерами до сложного, многогранного концепта, охватывающего широкий спектр акторов с разнообразными мотивами, навыками и уровнем организации.
2. Современная криминологическая мысль характеризуется отходом от чисто технологического понимания фигуры киберпреступника в сторону комплексных моделей, интегрирующих технологические, социальные, психологические и организационные факторы.
3. Ключевыми дискуссионными аспектами остаются:

— терминологическая неоднозначность и поиск баланса между узким и широким подходами к определению;

— несовершенство и фрагментарность существующих классификаций и типологий, требующих разработки более гибких и многомерных моделей;

— необходимость адаптации традиционных криминологических теорий мотивации к специфике киберсреды (деиндивидуализация, анонимность, роль онлайн-сообществ);

— фундаментальные трудности атрибуции киберпреступлений, искажающие представления о популяции киберпреступников и затрудняющие эмпирические исследования;

— транснациональный характер деятельности, бросающий вызов национальным криминологическим парадигмам.

Эволюция понятия «киберпреступник» отражает динамику и усложнение самой киберпреступности. Современная криминология стоит перед необходимостью преодоления существенных дискуссионных барьеров, связанных с определением, классификацией, мотивацией и атрибуцией данного понятия. Узкотехнические подходы уступают место пониманию киберпреступника как социального феномена, действующего в специфическом цифровом контексте.

Авторская позиция заключается в том, что дальнейшее развитие криминологии киберпреступности требует:

1. принятия рабочего, но гибкого определения понятия «киберпреступник» с акцентом на ключевой роли цифровых технологий в способе совершения или сокрытия преступления, при этом не исключающего анализа «гибридных» форм;
2. активной разработки интегративных типологий, сочетающих критерии технической сложности, мотивации, уровня организации и целевого объекта посягательства;
3. глубокой адаптации и проверки традиционных криминологических теорий в условиях киберпространства с учетом его деиндивидуализирующих и глобализирующих эффектов;
4. развития международного сотрудничества не только в правоприменительной сфере, но и в области криминологических исследований для преодоления проблем атрибуции и транснациональности.

Восприятие киберпреступников не как абстрактных «технарей», а как сложных социальных акторов, движимых разнообразными мотивами и действующих в определенном контексте, является ключевым для разработки адекватных и эффективных мер предупреждения и контроля киберпреступности в XXI веке.

Литература:

1. Голубинский, В. Н. Криминология киберпреступности: монография / В. Н. Голубинский. — М.: Норма, 2023. — 256 с.
2. Handbook of Internet Crime / Y. Jewkes, M. Yar (eds.). — Willan Publishing, 2009. — 672 p.
3. Кабанов, П. А. Киберпреступность и кибертерроризм: уголовно-правовые и криминологические аспекты. — М.: Юрлитинформ, 2021. — 184 с.
4. Holt, T. J. Cybercrime in Progress: Theory and prevention of technology-enabled offenses / T. J. Holt, A. M. Bossler. — Routledge, 2015. — 236 p.
5. Овчинский, В. С. Стратегия борьбы с преступностью в условиях цифровизации / В. С. Овчинский. — М.: Проспект, 2022. — 320 с.
6. Wall, D. S. Cybercrime: The transformation of crime in the information age / D. S. Wall. — Polity, 2024. — 356 p.
7. Клименко, И. А. Транснациональная организованная киберпреступность: криминологические и уголовно-правовые проблемы противодействия / И. А. Клименко. — СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2020. — 298 с.
8. Yar, M. (2013). Cybercrime and Society (2 ^nd ed.) / M. Yar. — SAGE Publications Ltd, 2013. — 232 p.