Фразеология русского языка традиционно рассматривается как богатейший источник культурных коннотаций, стереотипов и национально специфических представлений. При этом особый интерес вызывает образ опьяневшего человека — персонажа, который прочно закрепился в языке народа. Вопрос о том, почему именно этот образ стал столь продуктивным для фразеологической системы, остаётся открытым и, возможно, требует не только филологического, но и социокультурного анализа.

В статье предпринимается попытка «на трезвую голову» проанализировать «нетрезвую лексику» — фразеологические единицы, в которых отражаются оценочные смыслы и культурные стереотипы состояния человека «под мухой». Материалом служит выборка фразеологизмов, произведенная из больших фразеологических словарей.

1. Зооморфная характеристика: деградация как образ

Очень часто в русском языке пьяный человек сравнивается со свиньей, чей образ обычно рассматривается как нечистый и говорит о негативной маркированности. Семантическая основа такого сравнения заключается в переносе признаков животного на человека, где ключевыми выступают характеристики нечистоплотности, неуклюжести и избыточного потребления. В фразеологических единицах подобного типа реализуется механизм метафорического моделирования, при котором поведение пьяного интерпретируется через призму зооморфного кода, закрепляя отрицательную коннотацию и усиливая экспрессивность выражения «напиться как свинья»

В художественной литературе этот фразеологизм служит как для комического, так и для нравственного эффекта. Так, у А. И. Куприна читаем: «Не отравился, а напился в клубе, как свинья , первый и единственный раз в жизни» [3]. Здесь автор подчёркивает внутреннее осуждение героем собственного состояния. А у А. П. Чехова: «Мужику не поверили, потому что мужик был пьян, как свинья » [7] — фразеологизм передаёт социальную недоверчивость к пьянице, утрачивающему статус разумного человека.

Аналогичный механизм наблюдается и в фразеологизме «натянуться как пиявка» , где за основу сравнения берётся образ паразитического животного, ассоциирующегося с жадным, чрезмерным поглощением жидкости. В данном случае акцентируется не столько потеря человеческого облика, сколько физиологический аспект чрезмерного потребления алкоголя, соотносимый с ненасытностью и полной потерей меры. Подобные выражения демонстрируют устойчивую традицию использования зооморфных метафор для характеристики состояния опьянения в русском языке, что свидетельствует о культурной закреплённости негативной оценки данного явления.

2. Социально-профессиональные образы: пьянство как тип поведения

В ряде фразеологических единиц, обозначающих состояние алкогольного опьянения, исходной категорией выступают социально-профессиональные характеристики. Так, выражения «пьян как сапожник» или «пьян как извозчик» указывают на связь опьянения с определёнными профессиями или их атрибутами. В основе подобных сравнений лежит стереотипное представление о склонности представителей данных профессий к употреблению алкоголя.

В «Мёртвых душах» Н. В. Гоголя встречаем типичную сцену: «Ты пьян как сапожник ! — сказал Чичиков. — Нет, барин, как можно, чтоб я был пьян!» [1] Комизм рождается из столкновения очевидного и отрицания — язык фиксирует народное восприятие пьяного как человека, утратившего рассудок.

В рассказе А. П. Чехова фразеологизм приобретает иной смысл: «Медик пьян, как сапожник . На сцену — ноль внимания» [7] . Здесь выражение передаёт не бытовую привычку, а духовное опустошение и усталость интеллигенции.

Выражение «лыка не вяжет» расширяет данную семантическую парадигму, переходя от социально маркированных сравнений к характеристике физиологических последствий опьянения. В нём акцентируется неспособность человека к связной речи и координированным действиям, что метафорически обозначается через невозможность выполнить простейшее действие — связать лыко. Таким образом, в пределах одной группы фразеологизмов наблюдается переход от социально обусловленных образов к физиологическим признакам.

У М. Е. Салтыкова-Щедрина читаем: «Обернулись, ан бригадир, весь пьяный, лыка не вяжет , а Домашка-стрельчиха угольком фигуры у него на лице рисует» [4] . Здесь выражение усиливает сатирический эффект, подчеркивая деградацию персонажа и абсурдность происходящего.

3. Физиологическая характеристика: внешние проявления и внутренняя дезинтеграция

Фразеологизмы «ноги заплетаются» и «писать вензеля» акцентируют внимание на нарушении двигательной координации как характерном признаке состояния опьянения. В выражении «ноги заплетаются» актуализируется образ утраты контроля над телом: движение человека становится неуверенным, неустойчивым, что вызывает ассоциации с буквальным «переплетением» ног. Этот образ восходит к наблюдаемым внешним признакам опьянения и имеет явно физиологическую мотивацию. Фразеологизм «писать вензеля» , напротив, использует более образный и метафорический способ описания неустойчивости походки — человек будто бы «рисует узоры» или «петляет» при ходьбе, оставляя на земле замысловатые следы. В обоих случаях наблюдается метонимический перенос: внешние проявления алкогольного опьянения служат для обозначения самого состояния субъекта.

4. Эвфемизмы и экспрессивные формы

Выражение «под мухой» — мягкий разговорный эвфемизм, обозначающий лёгкое опьянение. Его происхождение связано с народными представлениями о «мухе» как раздражающем, но не опасном воздействии. В старинных текстах «муха» могла означать «пьянящий запах» или «алкогольный дух». Таким образом, человек «под мухой» — не потерявший контроль, но уже под воздействием вина. У М. Зощенко: «Он был слегка под мухой , но держался с достоинством» [2] — иронический оттенок показывает бытовое принятие лёгкой нетрезвости как нормы.

В противоположность этому выражение «пьян вдрызг» усиливает степень опьянения. Слово «вдрызг» (от «дрызг» — осколок, щепка) первоначально значило «вдребезги», и только позднее приобрело переносное значение «до полной потери чувств». Образ разрушения целостности переносится на человека: он «разбит»,«расколот» изнутри.

Совокупность рассмотренных выражений позволяет говорить о целостной системе образов, в которых зафиксировано отношение русского народа к пьянству. В этих образах проявляется двойственность: осуждение — как нравственная норма, и юмористическое смягчение — как элемент национальной самоиронии.

Зооморфные и профессиональные метафоры акцентируют социальную и моральную деградацию, тогда как физиологические и эвфемистические выражения отражают наблюдательность, бытовую конкретику и лингвистическую игру. Русская фразеология тем самым не просто описывает действительность, но и оценивает её, выступая инструментом культурного кодирования поведения.

Анализ фразеологических единиц, связанных с темой опьянения, позволяет выявить многослойность и образное богатство русской фразеологии. В данных выражениях отражаются не только наблюдения над поведением человека в состоянии алкогольного опьянения, но и культурные стереотипы, социальные оценки и моральные установки народа. Через зооморфные, профессиональные и физиологические образы язык формирует устойчивую систему негативной маркированности пьянства, воспринимая его как проявление слабости, неумеренности и потери человеческого достоинства. Вместе с тем экспрессивность и метафоричность подобных выражений свидетельствуют о высокой степени языковой креативности и юмористического отношения к самому феномену. Следовательно, фразеология, описывающая состояние опьянения, представляет собой не только лингвистический, но и культурный феномен, в котором зафиксированы ценностные ориентации и мировидение русского народа.

Литература:

1. Гоголь Н. В. Мёртвые души: поэма /; [ответственный редактор А. Посканная]. — Москва: АСТ, 2020. — 347, [2] с.; 19 см. — (Книги, изменившие мир. Писатели, объединившие поколения) (Русская классика) (Серия «Эксклюзивная классика»).
2. Зощенко М. М. (1895–1958). Повести и рассказы:/ Михаил Михайлович Зощенко. — Москва: НЭБ Свет, 2020.
3. Куприн А. И. (1870–1938). Полное собрание сочинений А. И. Куприна: С портр. авт.: Т. 1–9. [Полубог; Леночка; Лунной ночью...] [и др. рассказы] = Лунной ночью и другие рассказы, Полубог / 9 т.; 21. — Санкт-Петербург: т-во А. Ф. Маркс, 1912–1915, 1912. — 424 с..
4. Салтыков-Щедрин, Михаил Евграфович (1826–1889). История одного города: / Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. — Москва: НЭБ Свет, 2020.
5. Телия В. Н. Русская фразеология: Семантические, прагматические и лингвокультурологические аспекты 1996. — Москва: Школа «Языки русской культуры», 1996. — 284 с..
6. Фразеологический словарь русского языка / / Сост.: Л. А. Войнова [и др.]; Под ред. А. И. Молоткова. — 6. изд., испр. и доп. — Москва: Астрель, АСТ, 2001. — 510, [1] с.: 26 см.; ISBN 5–17–009471-X (АСТ), 5–271–02911–5 (Астрель).
7. Чехов А. П. (1860–1904). Рассказы / / Антон Чехов. — 4-е изд. — Санкт-Петербург: С. А. Суворин, 1890. — [6], 367 с.