Стремительное развитие цифровой экономики привело к появлению нового класса экономических благ — цифровых финансовых активов, криптовалют, токенов (включая NFT), цифровых прав требования, аккаунтов в социальных сетях и виртуальных мирах. Их трансграничная и зачастую децентрализованная природа создает значительные вызовы для традиционных институтов международного частного права, в особенности в сфере наследования. Отсутствие единообразного понимания правовой сущности цифровых активов и их локализации порождает правовую неопределенность в вопросах юрисдикции и применимого права.

Первоначальной и фундаментальной проблемой в международном частном праве является квалификация правоотношения и его объекта. От того, как будет квалифицирован цифровой актив — как движимое имущество, бестелесное имущество, обязательственное право или некая особая категория — напрямую зависит выбор коллизионной привязки и, в конечном счете, применимое право.

В российском праве цифровые активы получили легальное определение в рамках Федерального закона от 31.07.2020 № 259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте» [1]. Согласно ст. 1 указанного закона, цифровые активы признаются имуществом. Исходя из системного толкования ст. 128 Гражданского кодекса РФ (ГК РФ) [2], цифровые активы могут быть отнесены к категории «иного имущества». Как отмечает А. Г. Лисицын-Светланов, «для целей наследования квалификация цифровых активов в качестве имущества позволяет распространить на них общий режим наследования... однако проблема их идентификации и управления ими сохраняется» [3, с. 48]. Следовательно, для целей ст. 1224 ГК РФ они должны рассматриваться как движимое имущество.

Эта статья устанавливает правило, согласно которому отношения по наследованию регулируются правом той страны, гражданство которой имел наследодатель на момент смерти, если иное не предусмотрено международными договорами Российской Федерации. Если же наследодатель являлся лицом без гражданства или постоянно проживал за пределами своей страны происхождения, применяется право места последнего постоянного проживания умершего лица.

Таким образом, данная норма направлена именно на определение применяемого права в отношениях по наследству, а не на установление юрисдикции органов власти государств по ведению наследственных дел или разрешению споров.

Важно отметить также особенности российского правопорядка, где правила международного частного права позволяют применять иностранное законодательство, однако суд или нотариус вправе отказать в применении иностранного закона, если оно противоречит основам правопорядка Российской Федерации.

Классической проблемой международного частного права является коллизионный вопрос, возникающий при наследовании с иностранным элементом.

Типичная ситуация — когда наследодатель владеет недвижимостью в Германии, банковским счетом в Испании и ценными бумагами во Франции. После его смерти встает сложный юридический вопрос: правопорядок какой страны должен регулировать распределение этого разбросанного по миру наследства?

Традиционный подход, основанный на локализации отдельных активов, приводил к «дроблению» наследственной массы и применению нескольких правовых систем, что порождало правовую неопределенность и судебные споры.

Ответом на эти вызовы в праве Европейского Союза стало принятие Регламента ЕС № 650/2012 о юрисдикции, применимом праве, признании и исполнении решений и принятии официальных документов по вопросам наследования (далее — Регламент о наследовании) [5]. Этот акт ввел революционный для международного частного права подход — принцип универсальности. В его основе лежит идея о подчинении всего наследственного имущества, независимо от локализации активов, единому правопорядку. Это позволяет рассматривать наследство как единое целое, предотвращая его коллизионное дробление.

Для обеспечения последовательной реализации этого принципа на всей территории ЕС был создан централизованный механизм контроля. Суд Европейского Союза обладает исключительным правом давать автономное (независимое от национальных законов) толкование понятиям Регламента.

Вопрос квалификации активов, имеющих решающее значение для определения юрисдикции и применимого права, также решается на уровне этой наднациональной трактовки. Таким образом, Регламент о наследовании устанавливает целостный и единообразный подход, обеспечивая правовую определенность и предсказуемость в наследственных отношениях через механизм жесткой, императивной гармонизации.

Однако современная эпоха порождает новые, нетрадиционные виды активов, такие как криптовалюты, токенизированные активы и иные формы цифрового имущества. Их ключевая особенность — расположение в децентрализованной сети, не имеющей четкой национальной принадлежности, что создает значительные трудности для их квалификации в рамках классических коллизионных норм. Жесткие регулятивные акты, подобные Регламенту ЕС о наследовании, сталкиваются с проблемой адаптации к этим быстро эволюционирующим реалиям.

Именно для заполнения подобных правовых пробелов на международной арене активно используются инструменты «мягкого права». Примером служат Принципы УНИДРУА по цифровым активам и частному праву [4]. Эти документы, носящие рекомендательный характер, предлагают модельные подходы и унифицированные понятия, служа ориентиром для национальных законодателей, судов и участников оборота.

Проведенный анализ позволяет констатировать, что современное международное частное право развивается по двум взаимодополняющим направлениям, формируя гибридную систему регулирования.

Для традиционных, устоявшихся отношений (таких как наследование) применяется жесткая гармонизация через регламенты и конвенции, которые вводят единые коллизионные принципы и создают централизованные механизмы их толкования. Для регулирования стремительно развивающихся сфер (таких как цифровые активы), где жесткое регулирование пока невозможно или неэффективно, используются гибкие инструменты «мягкого права». Они выполняют опытно-конструкторскую функцию, подготавливая почву для возможной будущей кодификации.

Таким образом, наблюдается диалектическое взаимодействие двух подходов: императивные нормы обеспечивают стабильность и правовую определенность в устоявшихся областях, в то время как рекомендательные акты предоставляют необходимую гибкость и способность права реагировать на новые технологические и экономические вызовы. Эта дуальная система является адекватным ответом на возрастающую сложность трансграничных частноправовых отношений в XXI веке.

Наиболее адекватным решением в рамках действующего международного частного права представляется последовательное применение привязки к праву последнего привычного места жительства наследодателя. Этот подход: обеспечивает единообразие и предсказуемость; соответствует тенденции унификации наследственного права, выраженной в Регламенте ЕС № 650/2012, а также позволяет избежать искусственной и нестабильной локализации.

Для преодоления коллизионных трудностей в доктрине предлагается введение специальной коллизионной нормы. Например, можно предложить следующую формулировку: «Право наследования цифровых активов, понимаемых как имущество в электронной форме, существование и передача которого обеспечиваются распределенными реестрами или иными аналогичными технологиями, определяется по праву страны последнего привычного места жительства наследодателя».

Таким образом, наследование цифровых активов выявляет системные пробелы и архаизмы в современном международном частном праве. Квалификация цифровых активов в качестве движимого или бестелесного имущества для целей наследования является преобладающей, хотя и не вполне адекватно отражает их специфику.

Анализ коллизионных проблем показывает, что классическая привязка к закону последнего места жительства наследодателя является на сегодняшний день наиболее обоснованным и практичным критерием для определения применимого права к наследованию цифровых активов. Она позволяет избежать искусственного «расщепления» наследства и проблем с локализацией децентрализованных активов.

Для долгосрочного решения проблемы необходима разработка унифицированных материально-правых и коллизионных норм на международном уровне. До достижения международного консенсуса судам и правоприменителям следует придерживаться широкого толкования понятия «движимое имущество» в целях применения ст. 1224 ГК РФ и аналогичных норм в других правопорядках, что будет способствовать защите прав наследников и стабильности трансграничного наследственного оборота в цифровую эпоху.

Изучение положений доктрины, нормативных актов и международных соглашений показывает, что в случае нахождения на территории России движимого имущества лица, постоянно проживающего за рубежом, российские нотариусы обладают полномочиями инициировать процедуру оформления наследства и осуществлять дальнейшее ведение дела относительно данного имущества согласно абзацу второму статьи 1115 Гражданского кодекса РФ, если международные договоры Российской Федерации не предусматривают иного порядка действий. Вопрос выбора подлежащего применению права решается в отсутствие соответствующих международных договоров в порядке, установленном статьей 1224 ГК РФ. Такой порядок правового регулирования не противоречит Конституции и учитывает интересы граждан России, являющихся наследниками.

Для исправления сложившейся ситуации неверного толкования нотариусами и судебными органами пункта первого статьи 1224 ГК РФ при определении компетентного учреждения (нотариуса) и недопущения отказов в применении в данном контексте второго абзаца статьи 1115 ГК РФ, а также предупреждения дальнейших нарушений прав российских наследников считаем необходимым пересмотреть содержание пунктов 2.3 абзац второй и пункт 13.4 методических рекомендаций, вводящих нотариусов и судей в заблуждение.

Литература:

1. Федеральный закон от 31.07.2020 (ред. от 28.12.2024) № 259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте». Собрание законодательства РФ. — 2020. — № 31 (часть I). — Ст. 5018; 2024. — № 53 (Часть I). — Ст. 8532.

2. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть третья) от 26.11.2001 № 146-ФЗ (ред. от 08.08.2024). Собрание законодательства РФ. — 2001. — № 49. — Ст. 4552; 2024. — № 33 (Часть I). — Ст. 4933.

3. Лисицын-Светланов, А. Г. Цифровые активы как объекты гражданских прав // Журнал российского права. 2021. № 12. С. 41–55.

4. Принципы международных коммерческих договоров (Принципы УНИДРУА) (1994 год). Закон. — № 12. — 1995.

5. Регламент (ЕС) № 650/2012 Европейского парламента и Совета от 4 июля 2012 года о юрисдикции, применимом праве, признании и исполнении решений и принятии и исполнении официальных документов по вопросам наследования, а также о введении Европейского свидетельства о наследовании // Официальный журнал Европейского союза L 201. 2012. С. 107–134.

6. Наследование цифровых активов: российский и зарубежный опыт. — Текст: электронный // Информационно-правовой портал «Гарант.ру»: [сайт]. — URL: https://www.garant.ru/ (дата обращения: 13.10.2025).