В статье проводится анализ трансформации концепта «дегуманизации искусства», введенного Хосе Ортегой-и-Гассетом. Изначально понимаемая как сознательная эстетическая стратегия модернистского авангарда, направленная на разрыв с традиционной миметической традицией, дегуманизация рассматривается как сквозная тенденция, прошедшая три ключевых этапа. В работе прослеживается эволюция этого феномена от стилистического приема у модернистов, через игру с симулякрами в эпоху постмодерна, до его современной стадии — «расчеловечивания», когда процесс становится онтологической характеристикой бытия, выходящей далеко за рамки собственно искусства и затрагивающей основы человеческой субъективности в цифровую эпоху.

Ключевые слова: Ортега-и-Гассет, дегуманизация искусства, модернизм, постмодернизм, авангард, симулякр, гиперреальность, современное искусство, философия искусства.

Фигура Хосе Ортеги-и-Гассета и его эссе «Дегуманизация искусства» давно стали обязательным референсом в дискурсе о модернизме. Однако зачастую его концепция воспринимается как исторически ограниченный комментарий к искусству начала XX века. В данной статье утверждается, что диагностированный философом феномен представляет собой не локальный эпизод, а универсальную и развивающуюся парадигму, ключевую для понимания логики развития всей культуры Новейшего времени 3, с25, 113. Цель работы — выявить и охарактеризовать три последовательные стадии этого процесса, демонстрируя, как дегуманизация эволюционировала от осознанного художественного жеста до фундаментального условия существования в современном мире.

Стадия первая: Авангард. Дегуманизация как стилистическая стратегия и элитарный протест.

Исходный тезис Ортеги-и-Гассета заключался в том, что новое искусство — искусство авангарда — намеренно отворачивается от «человеческого, слишком человеческого». Его метафора «оконного стекла» brilliantly иллюстрирует этот разрыв: если классическое искусство стремилось сделать «стекло» (художественную форму) невидимым, чтобы зритель погрузился в «сад» изображаемых страстей и сюжетов, то модернизм, напротив, делает само «стекло» — материал, форму, конструкцию — главным объектом эстетической рефлексии.

Эта стратегия реализовалась в нескольких ключевых направлениях:

– Кубизм (П. Пикассо, Ж. Брак) осуществил дегуманизацию через деконструкцию человеческого тела, разлагая его на геометрические плоскости и предлагая множественную перспективу, что разрушало иллюзию целостного и эмоционально понятного образа;

– Абстракционизм (В. Кандинский, К. Малевич) пошел дальше, совершив радикальный уход от фигуративности как таковой. «Черный квадрат» Малевича — это акт сведения искусства к «нулю форм», к дематериализации объекта в пользу чистого ощущения или философской идеи;

– Сюрреализм (С. Дали, Р. Магритт) избрал иную тактику — дегуманизацию разума. Обращаясь к сновидениям, автоматическому письму и парадоксальным сочетаниям, сюрреалисты представляли человека не как разумного субъекта, а как марионетку иррациональных сил подсознания 1, с 97, 118.

На этой стадии дегуманизация была осознанным, почти манифестарным жестом, направленным против буржуазного вкуса и традиционного гуманизма. Как верно заметил Ортега, такое искусство по определению было элитарным, оно сознательно делило аудиторию на «понимающих» и «непонимающих», выступая формой интеллектуального и эстетиственного сопротивления массе.

Стадия вторая: Постмодерн. Дегуманизация как игра, цитирование и тотальная симуляция.

Если авангард пытался создать новый, не-человеческий язык, то искусство постмодерна отказалось от этой утопической задачи. Его пафос сменился с созидания на игру с уже существующими культурными кодами. Дегуманизация здесь приняла форму остранения, тиражирования и симуляции.

Теоретический фундамент этой стадии заложили Ролан Барт с его «смертью автора» и Жан Бодрийяр с концепцией симулякра копии, у которой нет оригинала в реальности. Художник теперь не творец в романтическом понимании, а «ди-джей» культурных образов.

Ярче всего это проявилось в:

– Поп-арте (Э. Уорхол). Его знаменитые «Мэрилин» — это не портреты живой женщины, а рефлексия о механическом тиражировании образа. Лицо кинодивы становится обезличенным товарным знаком, симулякром знаменитости. Уорхол довел идею дегуманизации до логического предела, заявив: «Я хочу быть машиной»;

– Концептуализме (Дж. Кошут). В работе «Один и три стула» материальный объект окончательно уступает место лингвистическому и философскому концепту. Искусство здесь происходит не в визуальном ряду, а в пространстве мысли. Это высшая форма ортегианского отвлечения от «сада» реальности в пользу анализа самого «стекла» — механизмов репрезентации и значения;

– Фотографическом гиперреализме (Ч. Клоуз). Парадоксальным образом, сверхточное, почти фотографическое изображение человека также ведет к дегуманизации. Портреты Клоуза, при всей их технической виртуозности, холодны и лишены психологизма; человек предстает как биологический объект, сложная текстура кожи и волос. Это демонстрирует, что дегуманизация может достигаться не только через упрощение, но и через сверхусложнение формы, которое нивелирует внутренний мир.

На этой стадии пророчество Ортеги-и-Гассета сбылось полностью: искусство окончательно стало «игрой для избранных», требующей не эмоциональной вовлеченности, а интеллектуальной эрудиции для расшифровки кодов и цитат 2.

Стадия третья: Современность. Расчеловечивание как неконтролируемая онтологическая реальность.

В XXI веке процесс дегуманизации вышел за рамки искусства и приобрел характер расчеловечивания — тотального процесса, при котором сама человеческая субъективность оказывается растворенной в технологических, медийных и социальных системах. Это не стратегия и не игра, а условие существования, которое искусство лишь фиксирует и осмысляет 3, с 52.

Проявления этой стадии многообразны:

– Цифровая идентичность и социальные сети. Конструирование «аватара» в онлайн-пространстве приводит к глубокому отчуждению. Наша цифровая ипостась живет по законам алгоритмов, ее успех измеряется метриками, а эмоции симулируются через эмодзи и заранее заданные форматы (сторис, посты). Человеческое здесь подменяется оптимизированным под платформу профилем;

– Биоарт и трансгуманистические практики. Художники like Стелларк или Орлан работают с телом как с конструктором, объектом модификации и сырьем. Граница между органическим и технологическим, человеческим и постчеловеческим целенаправленно стирается. Искусство больше не изображает дегуманизацию, а материализует ее в плоти;

– Алгоритмическая эстетика и генеративное искусство. Творчество, порожденное искусственным интеллектом или сложными алгоритмами, ставит под сомнение саму категорию человеческого авторства. Художник становится куратором параметров системы, а произведение — результатом работы не-человеческого разума. Это новый виток дегуманизации, где из процесса исключается не только эмоция, но и сам субъект-творец 2.

На этой стадии искусство оказывается не причиной, а симптомом и критическим зеркалом глобального процесса расчеловечивания, запущенного технологиями и новыми формами социальности.

Проведенный анализ позволяет сделать вывод, что концепция Ортеги-и-Гассета оказалась не просто проницательным наблюдением за искусством его времени, но и мощным прогностическим инструментом. Эволюция дегуманизации от эстетической стратегии авангарда через игровую симуляцию постмодерна к онтологическому расчеловечиванию в современности демонстрирует ее устойчивость как фундаментального вектора развития западной культуры 1, с 82.

Искусство, пройдя через эти три стадии, из элитарной практики превратилось в инструмент диагностики состояния общества. Таким образом, идеи Ортеги-и-Гассета сегодня актуальны как никогда, предоставляя нам необходимый понятийный аппарат для осмысления того, что значит быть человеком в мире, где сама человечность становится проблематичной и подвергается постоянному пересмотру.

Литература:

1. Аксенова А. С. История искусств. Просто о важном. Стили, направления и течения. — Москва «Бомборв», 2025. 205 с.

2. «Ключ к победе — бегство»: как современные художники обыграли своих предшественников. https://monocler.ru/sovrisk-i-degumanizatsiya/

3. Хосе Ортега-и-Гассет. «Восстание масс». — Москва: «АСТ», 2016. 200 с.