Ключевые слова: Ростов-на-Дону, городской текст, город.
Городской текст представляет собой семиотическую концепцию, рассматривающую урбанистическое пространство как многослойную структуру, состоящую из сложной системы знаков, символов и смыслов, которые формируют уникальную идентичность города. Данный вопрос развивали Топоров и Лотман. Владимир Николаевич считал, что «город говорит сам о себе — неофициально, негромко, не ради каких-то амбиций, а просто потому, что город и его жители считали естественным выражать в словах свои мысли и чувства, свою память и желания, свои потребности и оценки» [1, с.76]. Таким образом, пространство выступает не просто как упорядоченная система образов, а как живой организм, некоторое существо, с которым возможно взаимодействие героя или читателя.
Размышляя о росте числа городов в отечественной литературе, стоит отметить их самобытность: чем чаще мы встречаем упоминание одного и того же места, тем колоритнее, интереснее пространство, тем больше оно интересует автора и тем сильнее оно «оживает», превращаясь в отдельный миф. М. Ю. Лотман определял город как текст, который «можно читать и интерпретировать, как книгу» [2, с.176], подчеркивал, что его структура формируется через диалог между материальными объектами, такими как улицы, памятники, и нематериальными: коллективная память, локальные мифы.
Одними из самых популярных представителей городского текста являются московский и петербургский. Это не случайно. Их значение в русской истории и культуре достигло такого высокого уровня, на котором пространство перестаёт быть всего лишь территориально условными границами: вот тут город Калинов, а за этой чертой уже нет. Это нечто большее. Например, Москва — это «текст, который невозможно прочитать до конца, ибо каждый новый слой меняет смысл предыдущих» [2, с.201], в то время как Петербург — это «город-мираж, возникший из тумана и воды, чтобы стать символом имперской воли» [3, с.15]. Приходим к первому выводу: городской текст создает мифологическую основу, оживляющую пространство.
Как часто в массовой культуре мы слышим такое выражение как «булгаковские места»? Это локации, описанные Михаилом Булгаковым в романе «Мастер и Маргарита», по которым ходят туристы и любители этого произведения. Автор описывает реально существующие места, которые не составляет труда найти в жизни. Петербург в произведениях Достоевского или Гоголя описан с такой же топографической точностью: даже не прибегая к туризму можно прогуляться по узким улочкам, на своей коже почувствовать, как величественные дома давят на тебя сверху. Из чего можно вытекает второй вывод: в городском тексте необходимо наличие самого города, его точных, узнаваемых мест.
Можно ли выделить ростовский текст как один из видов городского текста — вопрос, который был поставлен перед нами. Ответ — положительный.
Ростов-на-Дону это город с большой историей и интересным, ярким колоритом. Если «Москва — третий Рим», то «Ростов — ворота Кавказа», крупный торговый и логистический центр, перекрёсток культур. Именно это повлияло на формирование его уникального семиотического кода, где смешались традиции купеческой предприимчивости и криминальной вольницы, выраженной в прозвище «Ростов-папа».
Рассмотрим ростовский текст в современной отечественной прозе на примере сборника рассказов Анны Чухлебовой «Легкий способ завязать с сатанизмом». Автор насыщает текст узнаваемыми ростовскими локациями, превращая их в символы провинциальной идентичности. Места действия перестают быть просто фоном и становятся полноправными персонажами, формирующими атмосферу повествования. Одним из таких героев становится образ набережной. Чухлебова с топографической точностью описывает пространство: «Выше набережной ряды заброшек. Парамоны, старые купеческие склады, из развалин течёт родник, вокруг зелень … Ещё чуть дальше просто какая-то недостройка», «Набережная заканчивается тупиком, дальше только крутой подъем, чехарда двухэтажных имперских домиков» [4, с.143], «Ну а нам пора возвращаться, набережная километра три, придется пройтись. В названии улицы, где я снимаю, слышится слово «халтура». Хорошенькая же халтурка — взорвать одиннадцать героев при попытке убить императора!» [4, с.144]. Описывая город, автор приводит контрастные описания, чтобы подчеркнуть противоречивый характер Ростова-на-Дону: «Даже в разгар того слепого от спелости лета, помоечного рая, полноты времен …» [4, с.145].
Южный город — город контрастов. «Парамоны, старые купеческие склады, из развалин течет родник, вокруг зелень. Вечно там кто-то плещется, даже зимой» [4, с.143], «Рынку я удивился и вспомнил, что я на юге, прилавки ломились, продавцы ломались, если пробовать торговаться, но я не пытался …. Ходил меж цветных горок, персики как живые, пройдись по шерстке и замурчат, … пряный дурман василька, ушлые южане знают, что за Базилевсами прячутся обычные Васьки, и зовут баклажанного цвета траву именно сизых цветов» [4, с.57]. Таким образом, город удивительно живой, пахнущий, зелёный. Но в то же время, если до этого читатель находился на набережной и на центральном рынке, мы наблюдаем и блеклые, непривлекательные картины в другой части города, перемещаемся на Северный микрорайон: «Теперь чужой город, чужие лица, чужой ноябрь средней полосы. Девятиэтажки серыми пузами похожи на наши окраины, но все не так. Хоть и примелькалось быстро. Пару раз в районе, и знаешь его повадки, будто едешь с ним третьи сутки в купе. Попутчик словоохотлив и пахнет потом, зато не злоблив» [4, с.147]. настроения в разных частях Ростова-на-Дону кардинально разные. Наилучшей иллюстрацией послужит цитата из сборника, рассказ «С возвращением», в которой описывается конкретный район: «У Северного два лика. Один из них — нечисть и ужас. Начинается все с нехорошего чувства. Отступает город, с мерным гудением подкрадываются могилы. … Второй лик Северного — шутовской. Забавы, ярмарки, карусели, и вся эта чудь меж могил. Несколько раз натыкалась на бар с густым вкусным пивом, как-то ночевала в недурном отельчике … чешуйки вяленой рыбы блестят на лесках, как ручеек журчит … торговки угощают и смеются» [4, с.146].
Реальные локации беспрерывно замечаются в тексте: «Вечера мы проводили в парке, у воды, … будто море, не водохранилище сирое. На другом бережку больница … и счастливый наш общий травмпункт» [4, с.52] — БСМП-2, Северное водохранилище, «…лик Северного … от каруселей свистит в ушах. Нет ни земли, ни неба, есть только восторг и вжух. Аттракцион останавливается, и упираешься ногами в свежий холм» [4, с.147] — парк аттракционов Дружба, «Дурацкие японские сиреньки на стенах, это ж отель «Сакура»» [4, с.148]. Именно благодаря этому у читателя, особенно у человека, который знаком с городом, создаётся ощущение погруженности. Автор будто ведёт нас вместе со своими героями по улицам Ростова-на-Дону.
Подводя итог, можно сделать вывод, что в современной отечественной прозе, на примере сборника рассказов Анны Чухлебовой «Легкий способ завязать с сатанизмом», ростовский текст представляет собой сложную систему, иллюстрирующую город как неоднозначный, живой объект. Автор использует в тексте топографическую точность, а также отсылает читателя к названиям улиц и достопримечательностей, что помогает выстроить стройный облик Ростова-на-Дону: одновременно яркого, солнечного и серого, блеклого.
Литература:
- Топоров, В. Н. О структуре романа Достоевского в связи с архаическими схемами мифологического мышления [Текст] / В. Н. Топоров. -М.: Гослитиздат, 1973. — 148 с.
- Лотман Ю. М. Семиосфера. — СПб.: Искусство-СПБ, 2000. — 704 с.
- Топоров В. Н. Петербургский текст русской литературы. — М.: Наука, 2009. — 820 с.
- Чухлебова А. Легкий способ завязать с сатанизмом: [рассказы] / Анна Чухлебова. — М.: ИД «Городец», 2023. — 176 с.
