На предмет соответствия принципу справедливости рассмотрены некоторые аспекты господствующей судебной практики привлечения к имущественной ответственности лиц, в отношении которых были совершены сделки, оспоренные в рамках дел о несостоятельности (банкротстве), то есть мнимых собственников имущества (так называемых балансодержателей). Исследован вопрос о необходимости законодательного закрепления необходимости учитывать при привлечении таких лиц к ответственности степень их осведомленности о противоправном характере совершенных ими действий, а также вины и ее формы. Сделан вывод о принципиальной недопустимости объективного вменения в их отношении.

Ключевые слова: мнимый собственник, балансодержатель, соломенный человечек, объективное вменение, повышенные стандарты доказывания, вне разумных сомнений, номинальный владелец, сопричинитель вреда.

С момента принятия в девяностых годах прошлого века первых в постсоветской России законов, регулирующих несостоятельность (Закон РФ «О несостоятельности (банкротстве) предприятий» от 19.11.1992 г. и Закон от 08.01.1998 г. № 6-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве»)) в практике арбитражных судов по делам о банкротстве главный фокус внимания правоведов и правоприменителей едва ли надолго задержался на такой рутинной деятельности, как передача имущества должника арбитражному управляющему, реализация и пропорциональное распределение денег между кредиторами. Да, всё названное — соль и смысл процедур, применяемых в делах о банкротстве, но до настоящего времени планомерное, конструктивное и добросовестное сотрудничество между должником, кредиторами и арбитражным управляющим остается лишь декларативной задачей (или вектором).

Злободневным же и самым обычным является положение, при котором до объявления должника банкротом, то есть до момента юридической и практической смены прежнего менеджмента, доведшего бизнес до финансового краха, активы должника формально или реально выбыли из его собственности. Это явление повлекло за собой активное развитие института оспаривания сделок в делах о банкротстве, потому что, как правило, имущество выводится неправомерно, с явными признаками злоупотребления правом, а нередко и признаками преступления.

У каждого из лиц, так или иначе уличенных в выводе имущества должника в ущерб кредиторам, у нас презюмируется наличие собственной роли, осознанного вклада в это неправомерное действие и его пагубный результат, поэтому, исходя из задачи общей превенции, судебная практика единодушно и солидарно карает всех сколько-нибудь причастных, ссылаясь в числе прочих на нормы ст. 1080 ГК РФ о солидарной ответственности сопричинителей вреда.

Например, в деле № А40–131425/2016, получившем широкую известность среди юристов с сфере банкротства под названием «дело Самыловских» (А40–131425/2016) Девятый арбитражный апелляционный суд (в Постановлении от 09.01.2021 г.):

— Применил ст. 1080 ст. ГК РФ, согласно которой совместные причинители вреда отвечают совместно;

— В целях квалификации действий как совместных указал: согласованность, направленность на реализацию общего для всех намерения, то есть на то, что может быть принято соучастие в любой форме, в том числе соисполнительство, пособничество и т. д.;

— Установил, что аффилированное лицо (Кириенко): непосредственно участвовало в деятельности организаций, было директором, консультировало директоров иных фирм, работало в фирмах-контрагентах, являлось руководителем общества, на счета которого перенаправлены скрытые от налогообложения денежные средства, было в браке с должником;

— Установил, что должник Самыловских и Кириенко передали в дар своим детям принадлежащее им на праве собственности имущество и что подобное не соответствует стандартным сделкам дарения, совершаемым между лицами, находящимися в отношениях родства или свойства.

— Установил, что на момент дарения сын должника достиг 15 лет, получил квартиры должника;

— Установил, что второму сыну должник и аффилированное лицо подарили 50 млн руб.;

— Рассмотрел вопрос о наличии у детей умысла на содействие родителям в уходе от обязательств;

— Признал мнимую сделку фиктивной, т. к. у нее не было цели достижения конкретных результатов, волеизъявление сторон не совпадало с их истинной волей;

— Установил, что хотя надлежащих доказательств того, что дети контролировали общество, нет, а также не могли они и довести его до банкротства, но вместе с тем изложенное не исключает возможность использования родителями личности детей для причинения вреда кредиторам; — Установил, что, в частности, должники могут оформить переход права собственности на имущество к детям лишь для вида, без намерения создать соответствующие правовые последствия, совершив тем самым мнимую сделку;

— Установил, что имущество детям должником передано сразу после подачи заявления о банкротстве.

— Применил п. 1 ст. 1064 ГК РФ, согласно которому обязанность возместить может быть возложена и на лицо, не являющееся причинителем вреда, т. к. вред кредиторам может причиняться не только доведением до банкротства, но и умышленными действиями, направленными на создание невозможности получения кредиторами полного исполнения за счет имущества контролирующих лиц, виновных в банкротстве должника, в том числе путем приобретения их имущества родственниками по действительным безвозмездным сделкам, не являющимся мнимыми, о вредоносной цели которых не мог не знать приобретатель.

— Сделал вывод о том, что, несмотря на несовпадение оснований требований к контролирующим должника лицам (которые создали предпосылки банкротства) и приобретшим их имущество родственникам (которые создали невозможность полного исполнения), требования кредиторов к ним преследуют единую цель — поэтому и требования являются солидарными.

Верховный Суд России в Определении от 25.09.2020 N 310-ЭС20–6760 такое основание для привлечения к субсидиарной ответственности, как признание должника несостоятельным вследствие поведения контролирующих лиц признал практически не отличающимся от предусмотренного действующей в настоящее время статьей 61.11 Закона о банкротстве основания ответственности в виде невозможности полного погашения требований кредитора вследствие действий контролирующих лиц. Это значит, что существенный объем правовых подходов к толкованию положений как прежде действовавшего, так и обновленного законодательства является общим (в том числе это относится к разъяснениям норм материального права, изложенным в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 21.12.2017 No 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве»).

Таким образом, судебной властью (точнее, арбитражными судами) выработан достаточно отчетливый подход к этому вопросу, и общим правилом теперь стало, что в отсутствие формального статуса контролирующего лица ответчик может быть признан действующим совместно с контролирующим должника лицом (статья 1080 Гражданского кодекса Российской Федерации), поскольку фактически выступал в качестве соисполнителя (пункт 22 постановления No 53), что приводит к одним и тем же материально-правовым последствиям для ответчика в случае удовлетворения иска.

Однако очевидно, что приведенное обобщение справедливо далеко не всегда, а значит, велик риск применения несоразмерных санкций к лицам, не заслужившим подобного.

Номинальные руководители и номинальные участники, «балансодержатели», «мнимые» (они же «фиктивные») собственники, «титульные» и «бенефициарные» владельцы; «лица, в отношении которых совершены оспоренные сделки», «соломенные человечки» (соответственно нем., фр. и англ.: Strohmann, homme de paille, man of straw), «деревянные головы» (то есть марионетки) (от ит. testa di legno), которых практика всеми силами пытается расчеловечить даже, как видим, на уровне терминологии, все-таки имеют конституционное право на судебную защиту, особенно от имущественных взысканий, размер которых зачастую сильно превосходит величину самого крупного штрафа, который может быть назначен приговором по уголовному делу.

Очевидно, что размер и суровость наказания, сходные с теми, что могут последовать за совершение преступления, предъявляют особые запросы и к средствам защиты.

Однако здесь вместо логически ожидаемой презумпции невиновности исследователь данного вопроса столкнётся с совершенно обратным: с повышенными стандартами доказывания и т. н. «опровержимыми презумпциями», облегчающими доказывание наличия оснований для привлечения к ответственности. Главным образом, со стандартом «вне разумных сомнений».

До 2020 года принцип «вне разумных сомнений» в единичных случаях применялся судами, и это часто вызывало резкую критику у практикующих юристов. С. Л. Будылин высказался об одном из первых случаев его применения СКЭС ВС РФ в определении от 04.06.2018 г. по делу № 305-ЭС18–413: «Помимо прочего, коллегия сформулировала новый для российского права тезис, согласно которому в гражданском процессе существует целая иерархия стандартов доказывания, причем к требованиям кредиторов, аффилированных с должником в банкротстве, применяется максимально жесткий стандарт — «вне разумных сомнений». К сожалению, определение Коллегии в части стандартов доказывания нельзя назвать внятно мотивированным. Стоит также заметить, что применение столь жесткого стандарта в гражданском или арбитражном процессе представляется как минимум спорным, в том числе с конституционно-правовой точки зрения. В самом деле, ведь предъявление к кредитору завышенных требований относительно доказывания существования задолженности означает, что во многих случаях спор о фактах будет решаться неправильно: фактически существующая задолженность будет признана несуществующей ввиду недоказанности по жесткому стандарту. А это равносильно изъятию у кредитора его собственности» [2].

Другие ученые, например, О. Р. Зайцев в статье «К вопросу о признании собственника мнимым (прячущим чужое имущество от кредиторов)» [3], опубликованной 27.11.2021, пишет, что разоблачение мнимых собственников — «это очень верная и важная идея, поскольку это очень распространенное вредное явление и наше право должно научиться с ним справляться».

Со сказанным трудно спорить, потому что каждое из этих слов — правда, вывод имущества действительно вредное явление, однако ведь и преступления — вредное явление, но при выявлении, расследовании, доказывании и наказании преступлений у подозреваемых, обвиняемых, подсудимых и даже осужденных есть ряд неотъемлемых процессуальных прав и преимуществ, которых лица, именуемые мнимыми собственниками, вполне осознанно лишены законодателем и судебной властью в делах о банкротстве. В частности, презумпция невиновности в их случае открыто превращена в презумпцию вины.

Между тем требования справедливости, равенства перед законом обязывают исправить это положение.

Если обратиться к самому Закону о банкротстве, то едва ли не единственной нормой, смягчающей обрушивание всех возможных негативных последствий правонарушения на головы «соломенных человечков», можно назвать статью 61.7 («Отказ в оспаривании сделок должника»), из которой следует: «Арбитражный суд может отказать в признании сделки недействительной в случае, если стоимость имущества, приобретенного должником в результате оспариваемой сделки, превышает стоимость того, что может быть возвращено в конкурсную массу в результате оспаривания сделки, или если приобретатель по недействительной сделке вернул все исполненное в конкурсную массу».

Все это указывает на то, что правоприменители и законодатель создали умозрительный образ мнимого собственника имущества, который просто обязан быть: а) глубоко информированным о содержании и целях его действий, связанных с оформлением на его имя имущества должника, б) энергично мотивированным в плане содействия должнику (его бенефициару) в выводе имущества из-под опасности обращения на последнее взыскания в пользу независимых кредиторов, в) имеющим направленность воли на причинение вреда кредиторам должника, г) состоящим в таком сговоре с должником (его бенефициаром), который предполагает равенство и сотрудничество (по типу простого товарищества), д) осознанно вставшим на путь ведения незаконной деятельности.

Однако это верно далеко не во всех случаях, а значит, правила, регулирующие правоприменение, не универсальны, ведь они фактически презюмировали наличие у мнимого собственника (или балансодержателя) вины, хотя ни в законе, ни в обязательных для применения судами разъяснениях органов высшей судебной власти по этому вопросу понятие вины не упоминается: все сводится к вопросу о том, действительна сделка или нет. И если сделка на его беду недействительна, то «соломенный человечек» автоматически причисляется к группе сопричинителей вреда со всеми негативными последствиями для его имущественной сферы. А как мы видим из приведенной статьи 61.7 Закона о банкротстве, даже осознав неблагоприятные последствия собственных действий (например, узнав о том, что должник недобросовестен и укрывал имущество) и приняв правомерное решение полностью вернуть полученное от должника имущество в конкурсную массу, мнимый собственник не гарантирован от применения к нему наказания в виде имущественных взысканий, потому что освобождение от него — это право, а не обязанность арбитражного суда.

Такой подход весьма слабо учитывает те случаи, когда в действиях мнимого собственника отсутствует какая-либо вина. Например, родственник, друг должника, его секретарша или садовник вполне могут откликнуться на просьбу должника оформить на их имя имущество или даже бизнес, ведь на практике далеко не всегда должники адекватно и полно информируют мнимых собственников, отчетливо произнося: «Я — недобросовестный должник и имею неправомерную цель избежать необходимости платить по своим долгам, для этого мне необходимо сокрыть от кредиторов моё имущество и бизнес, которые для этого потребуется фиктивно оформить на Ваше имя, но пользоваться и распоряжаться ими буду я путём дачи Вам соответствующих указаний, которые Вы будете беспрекословно исполнять за плату либо без таковой».

Пожалуй, случаи такого полноценного информирования исчезающе малочисленны, а значит, и степень вины мнимого собственника во некоторых случаях стремится к нулю.

Между тем Верховный Суд России в п. 8 «Обзора судебной практики разрешения споров о несостоятельности (банкротстве) за 2024 год» (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 25.04.2025) указывает на то, что заключение сделки, направленной на вывод имущества, — это обязательно противоправное поведение.

А противоправное поведение в рамках правонарушения обязательно виновно, обратное предполагает возможность объективного вменения, что недопустимо в цивилизованном правопорядке, поскольку в поведении людей в хозяйственном обороте возможны случаи: а) добросовестного заблуждения мнимого собственника относительно мотивов должника, оформившего на него своё имущество, б) недостаточной квалифицированности мнимого собственника в вопросах хозяйственной жизни, гражданского права, бизнеса. — В двух названных ситуациях мерилом добросовестности мнимого собственника могут быть действия по добровольному возврату имущества должника в конкурсную массу по мере его информирования судом и/или лицами, участвующими в деле о банкротстве, потому что, осознавая необходимость отдать чужое имущество лицу, которому оно принадлежит, даже самое неквалифицированное лицо в рамках общей морали обязано это сделать, что уже само по себе должно гарантировать его от дальнейшего преследования и присвоения статуса сопричинителя вреда.

Таким образом сложившиеся в практике применения законодательства о банкротстве правила, касающиеся меры ответственности и судьбы мнимых собственников (балансодержателей, «соломенных человечков»), в условиях отсутствия у судов обязанности учета их вины как сопричинителей вреда, видов этой вины и ее степени, в некоторых случаях могут допускать объективное вменение, то есть привлечение лица к ответственности за действия или деятельность, которые не охватывались его волей, не составляли его умысла и не образуют неосторожности, а значит в этих случаях несправедливы, что требует корректировки на законодательном уровне.

Литература:

1. Арабова Т. Ф., Будылин С. Л. Дело о транзитном должнике или Верховный Суд о субординации требований в банкротстве. Комментарий к Определениям Судебной коллегии ВС РФ от 14.02.2019 N 305-ЭС18–17629, от 28.03.2019 N 305-ЭС18–17629(2) // Вестник экономического правосудия РФ. 2019. N 9. С. 7.
2. Будылин, С. Л. Стандарты доказывания в банкротстве / С. Л. Будылин // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. — 2018. — № 11. — С. 130–157. — EDN YNAPET.
3. Зайцев О. Р. «К вопросу о признании собственника мнимым (прячущим чужое имущество от кредиторов)» (zakon.ru): https://zakon.ru/blog/2021/11/27/k_voprosu_o_priznanii_sobstvennikom_mnimymi_pryachuschimi_chuzhoe_imuschestvo_ot_kreditorov
4. Карпова, А. А. Принцип свободной оценки доказательств и стандарты доказывания: положения немецкой доктрины и правоприменительной практики и российская правовая действительность / А. А. Карпова // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. — 2023. — № 6. — С. 138–163. — DOI 10.37239/2500–2643–2023–18–6–138–163. — EDN JEEYZT.
5. Кокорин И. В. Все кредиторы равны, но некоторые равнее других. К вопросу о субординации корпоративных займов при банкротстве в России, Германии и США. С. 128.
6. Мифтахутдинов Р. Т., Шайдуллин Понижение в очередности (субординация) требований контролирующих должника или аффилированных с ним лиц в российском банкротном праве. // «Вестник экономического правосудия Российской Федерации. Приложение к Ежемесячному журналу», 2020, N 9, Специальный выпуск.
7. Обзор практики разрешения споров, связанных с установлением в процедурах банкротства требований контролирующих должника и аффилированных с ним лиц от 29.01.2020.
8. Обзор судебной практики разрешения споров о несостоятельности (банкротстве) за 2024 год» (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 25.04.2025).
9. Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 23.03.2023 N 307-ЭС22–15103(2,5) по делу N А56–104043/2019.
10. Постановление Пленума ВАС РФ от 22.06.2012 N 35 «О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве».