В статье рассматриваются основные факторы, которые привели к усилению роли ислама в текущей политической жизни Турции. Проанализировано его значение во внутренней и внешней политике страны.

Ключевые слова: ислам, Турция, партия, политика, светскость.

Турция всегда являлась уникальным примером существования ислама в современном мире. Будучи частью исламского мира, она имеет огромное религиозное наследие, которое внесло значительный вклад в формирование ее нынешней идентичности. Современная политическая идеология страны, основанная на балансе политического ислама и светскости, проходила через длительную трансформацию и кризисы.

С самого начала создания Турецкой Республики правительство пыталось интегрироваться в западную цивилизацию, отодвигая ислам на задний план. Попытки «вестернизации» страны отделили ее от арабского мира — сердца исламской религии, который, в свою очередь, воспринимал такие шаги турецкого правительства как предательство своей идентичности и веры. Спустя почти столетие после перехода Турции к республиканской форме правления ее политический пейзаж имеет удивительный характер со значительным влиянием на него ислама [3, p. 78]. Ислам в этой стране прошел через глубокие преобразования, что сделало его уникальным в своем роде [1, p. 69]. В настоящее время можно наблюдать, как преданные сторонники светскости предлагают отказаться от западной культуры, которую Турция впитывала с самого основания. Парадоксально, что исламский слой общества, которому западная идентичность была исторически навязана, сегодня выступает за поддержание тесного контакта с Западом [3, p. 78]. В данной статье проанализированы факторы, которые привели к этому религиозному парадоксу как в социальном, так и в политическом плане.

Относительную религиозную свободу турецкое общество получило с приходом к власти Тургута Озала, главной идеологией которого был умеренный исламизм в сочетании с либерализмом. Его политика создала почву для легитимации политического ислама, что далее стало основным инструментом будущих лидеров страны [7, p. 48]. Такая попытка построения уникальной идентичности непременно привела к пробуждению определенных элементов общества, изначально приверженных исламу и одновременно заявляющих о своих ценностях [3, p. 83]. Активнее всего пробуждался сельский слой, более приверженный исламу по сравнению с секуляризированным городским населением [4, c. 130].

Политика Тургута Озала, основанная на умеренном исламизме, заложила фундамент для современной политики страны во главе с Партией справедливости и развития. Партия является консервативной, однако ее сторонники позиционировали себя как «исламские демократы» [3, p. 83]. Несмотря на то что партии изначально удавалось сохранять баланс между влиянием судебной системы и военных сил в стране, ее политический имидж провоцировал различные кризисы [1, p. 69]. Светское представительство страны ограничивало любые заметные действия, связанные с религией, опасаясь распространения радикализма [3, p. 83]. Именно так в 2007 году Партия справедливости и развития попала под давление светской элиты за выдвижение «несветской» кандидатуры на пост президента [3, p. 83]. Она обвинялась в «нарушении светскости», за что, по мнению противников, должна была уйти с политической арены [1, p. 69]. Чудом избежав роспуска в результате судебного разбирательства, партия смогла вновь переизбраться с большинством голосов [3, p. 83]. Она была поддержана традиционными слоями общества, которые пытались избавиться от наложенных светских запретов на базовые религиозные практики, в частности на ношение платка [1, p. 69].

После данного случая произошло противостояние светской военной власти и Партии справедливости и развития. Высшая военная элита пыталась отстранить партию от власти, обвиняя ее в антисветском поведении [3, p. 84]. Запад в свою очередь раскритиковал действия светских военных, указав на их чрезмерный радикализм [3, p. 84]. Будучи защитниками западных ценностей, военные подверглись осуждению за недемократический подход в попытках сохранения западной демократии [4, c. 132]. Таким образом, разногласие с Западом и дальнейшее ухудшение отношений парадоксально сблизило мусульман-демократов с западными странами [3, p. 84]. Они осознали, что западная демократия может предоставить им гораздо больше религиозной свободы, чем сами «западники», стремившиеся модернизировать страну [3, p. 85].

С появлением Реджепа Тайипа Эрдогана на политической арене страны произошла постепенная консолидация власти, ограничившая влияние военных сил путем проведения демократических реформ, необходимых для вступления в Европейский союз [1, p. 69]. Предпринятые меры позволили партии выдвинуть политический ислам на роль ключевой составляющей ее идеологии с целью закрепить за собой статус «умеренных» мусульман [1, p. 69]. Партия также добилась подчинения военных сил гражданским властям, что, естественно, отбирало у них право вмешиваться в политическую систему под предлогом борьбы с «исламским нашествием» [4, c. 132]. Для нейтрализации светских сил партия эффективно применила антикемалистскую пропаганду, обращенную к обществу, угнетенному в период эпохи кемализма [8, p. 7]. С устранением оппозиции партия избавилась от необходимости мобилизации против защитников светской идентичности от религии [2, p. 13].

Дальнейшая централизация власти в руках Реджепа Тайипа Эрдогана усилила роль социально-политического ислама, который стал инструментом общественных трансформаций [1, p. 60]. Произошло постепенное изменение государственного устройства с учетом религиозных элементов [6, p. 13]. Опираясь на социально-политический ислам, партия укрепила свою политическую репутацию, сумев создать союз с либеральными и консервативными слоями общества [1, p. 60]. Страна впервые начала публично обсуждать религиозные проблемы, стремясь найти их решение [4, c. 121]. Правительство Эрдогана стало позиционировать себя как «голос угнетенных мусульман» в мире [2, p. 13]. Популистская риторика партии, построенная также на исламистском национализме, не только помогла ей удержаться у власти, но и послужила инструментом защиты ее автократического курса [8, p. 5]. Партия, действуя в рамках популизма, продолжает учитывать интересы религиозного слоя общества, который составляет большинство как прошлых, так и потенциальных ее голосов [1, p. 61].

Как следствие идеологии Кемаля Ататюрка, глубоко укоренившейся в стране наряду с сильными мусульманскими традициями в обществе, большинство турок начало позитивно относиться и к светскости, и к исламу. Это привело к тому, что активное гражданское общество стало голосовать за партию, которая выполняет свои обещания — вне зависимости от ее исламской или же светской ориентации [4, c. 133]. Сосуществование и сотрудничество сторон стало возможным благодаря их преданности государству и идентичности [2, p. 11], а также демократическим ценностям, сформировавшимся в прошлом веке [4, c. 133].

Анализ показывает, что ислам в современной политической системе страны все больше трансформируется из религиозного наследия в инструмент удержания власти [1, p. 62]. С приходом к власти Реджепа Тайипа Эрдогана началась «тюркизация» ислама, направленная на формирование лояльного религиозного института и построенная на турецкой идентичности [6, p. 5]. Партия начала позиционировать турок как наследников суннитского ислама [8, p. 14]. Одновременно это привело к постепенному размытию лаицизма — строгого отделения религии от государства с ее дальнейшим ограничением в публичном пространстве. Партия справедливости и развития ввела свою, «либерально-демократическую» форму лаицизма, допускающую относительное присутствие ислама в ключевых сферах жизни страны [4, c. 134].

Таким образом, политический ислам в идеологии Партии справедливости и развития после трансформации понятия лаицизма способствовал тому, что политические нормы стали рассматриваться через призму самого ислама с одновременной интеграцией либеральных и демократических концепций [1, p. 63]. Это привело к формированию имиджа «консервативной» демократии Турции для Запада, что, по его мнению, также должно было стать примером для стран Ближнего Востока [1, p. 66]. По этой причине политический ислам можно назвать инструментом устойчивого государственного управления в консервативной и неолиберальной моделях [7, p. 37].

Во внешней политике ислам начал оказывать влияние на мусульманское население на Западе и в Африке [6, p. 2]. Турция стала активно применять религиозную дипломатию как итог трансформации своей политической динамики [5, p. 224]. Ислам выступал ключевым фактором соперничества с такими странами, как Саудовская Аравия и Иран. Религиозная дипломатия использовалась в качестве измененного подхода к Азии, Африки и Балканам, которые рассматривались как потенциальные партнеры с общими историческими связями [5, p. 225]. Турция начала предоставлять религиозные услуги определенным странам с мусульманским меньшинством, в частности посредством возведения мечетей при поддержке Турецкого управления по делам религии (Диянет). Присутствие мечетей в регионах значительно повышает влияние страны, будучи инструментом «мягкой силы». Более того, это также является инструментом взаимодействия с турецкой диаспорой, преимущественно проживающей в европейских странах [6, p. 12]. Данный подход можно охарактеризовать как олицетворение активной внешней политики в форме исламской «мягкой силы», имеющей гибридный характер в разных регионах [6, p. 12]. Если африканские страны позитивно реагируют на такое «переопределение» политической идентичности, то западный мир многократно обвиняет Турцию в распространении политизированного ислама через политический аппарат [6, p. 13].

События «арабской весны» стали новым толчком для сосредоточения внимания на религии в политической жизни страны, несмотря на ее незначительное влияние [6, p. 13]. Это в свою очередь позволило Турции играть роль медиатора между арабским и западным мирами. Более того, религиозная дипломатия послужила хорошим инструментом для установления сотрудничества с определенными слоями сирийcкого общества на фоне внутреннего раскола, ставшего результатом «арабской весны» [1, p. 68]. Анализ показывает, что религиозная дипломатия во внешней политике Турции будет только углубляться и расширяться, выходя за рамки регионального влияния и выступая инструментом «мягкой силы» [5, p. 236].

Можно сделать вывод, что ислам всегда был неотъемлемой частью турецкой идентичности. Подавление и ограничение приводили к его пробуждению на каждом этапе модернизации Турции [3, p. 81]. Уникальное положение ислама в Турции показывает, что насильно внедренная светскость вызывает негативную реакцию у общества, ухудшая политический имидж страны из-за роста радикальных настроений. В то же время либерализация с умеренной религиозной свободой приведет к росту «либерального» ислама, открытого к западному миру [3, p. 87].

Значительный слой общества страны, приверженный исламу, а также составляющий большинство прошлых и потенциальных голосов правящей Партии справедливости и развития, способствует сохранению заметного религиозного присутствия в процессе принятия политических решений [3, p. 87]. Популяризация религии ислама на политическом уровне является ключевой стратегией удержания власти и сохранения легитимности в руках партии [7, p. 38]. Диянет — Управление по делам религии — уже рассматривается как политический актор во внешней политике благодаря своей значительной власти и прямому подчинению главе страны [6, p. 13].

Вместе с тем можно увидеть, как внедрение демократии и ее дальнейшая интеграция с периферийным слоем общества, приверженным исламу, позже привели к появлению массовой риторики, ставшей инструментом взаимодействия с этим слоем общества [1, p. 70]. В итоге текущую политическую обстановку Турции можно интерпретировать как «постсекулярную», в которой религия внедрилась в институциональную сферу страны, удерживая баланс между религиозной и секулярной сторонами [4, c. 137]. Она имеет фундаментальное значение как в политической, так и в общественной жизни страны, несмотря на отсутствие его формального статуса [6, p. 13].

Литература:

1. Acar, S. Political Islamism in Turkey and Its Effects on Turkish Politics Between 1923 and 2018 / S. Acar. — Lefkosia : Middle East University, 2019.
2. Altinordu, A. Religion and Politics in Contemporary Turkey / A. Altinordu. — Oxford : Оxford University Press, 2021.
3. Akyol, M. Turkey’s Liberal Islam and How It Came to Be / M. Akyol. — Washington : The American Interest, 2007.
4. Матюхин, В. В. Постсекулярная Турция / В. В. Матюхин. — М. : ИМЭМО РАН, 2013.
5. Ozkan, M. Turkey’s Religious Diplomacy / M. Ozkan. — Toronto : AWG Publishing, 2014.
6. Ozturk, А. E. Islam and Foreign Policy: Turkey’s Ambivalent Religious Soft Power in the Authoritarian Turn / A. E. Ozturk. — Switzerland : MDPI, 2021.
7. Blad, C. Political Islam and State Legitimacy in Turkey: The Role of National Culture in Neoliberal State-Building / C. Blad // ResearchGate. — URL: https://www.researchgate.net/publication/263156012_Political_Islam_and_State_Legitimacy_in_Turkey_The_Role_of_National_Culture_in_Neoliberal_State-Building
8. Yilmaz, I. The AKP’s Authoritarian, Islamist Populism: Carving out a New Turkey / I. Yilmaz. — Brussels : ECPS, 2021.